Опыт теории партизанского действия. Записки партизана [litres]

Вековые вторжения племен восточных в недра России через Украину, берегами Днепра, Дона и Урала образовали в южной части отечества нашего народы, принявшие нравы, обычаи и образ действия на войне у племен, с ними враждовавших. Вся часть земли от южных берегов Днепра до берегов Урала, разных родов казаками обитаемая, есть живое доказательство справедливости моего изложения. Правда, что по мере покорения, отлива и рассеяния сопредельных им хищных народов, они уступили всадникам оных в пылкости натисков и в личной ловкости[7]; но сохраняя еще в достаточной силе и пылкость и ловкость наездников, чтобы быть пугалищем всей европейской легкой конницы, они превзошли азиатскую в том, что к качествам оной присоединяют чинопослушание, и по воле просвещенных начальников действуют на слабейшие части неприятельской армии, или на те, коих поражение более соответствует цели общего предначертания. Вот истинное войско наездников – наездников не по одежде, не по названию; но по преданиям, по воинственным обычаям соотчичей, и по неутомимому охранению личной свободы и собственности от хищных народов, с ними граничивших. Но обладая войском, исключительно нам принадлежащим, воинской ли проницательности Русских оставлять его без внимания потому только, что легкие войска других европейских государств, составляемые из одного брака пехоты, артиллерии и тяжелой конницы, не имеют и не могут иметь важности, равной с сими тремя коренными частями военной силы? Какой из военачальников наших при первой европейской войне не поднимет легкую конницу свою на черту означенных трех первостепенных частей, и через то не усилит себя лишним против других армий орудием? Польза сего подвига будет тем действительнее, что превосходство России над прочими государствами, относительно оборонительного её положения[8], ограничивается не одним соединением чрезвычайных легких войск с чрезвычайной армией: оно умножается от необъятной её местной обширности. Погрузившийся в бездну оной неприятель принужденным находиться и удаляться от средоточия средств и пособий своих, и дабы не увеличивать еще более расстояния, подчинять все движения свои прямейшему пути, исходящему от означенного средоточия. Та же местная обширность представляется в другом виде армии и легким войсками нашим: действуя в самых недрах широкого и глубокого основания своего, они обладают полной волей двигаться по оному во все стороны. Посредством искусных или отважных изворотов они всегда могут сохранять свободное сообщение с частью земли; удобнейшей для военных действий, и к тому же еще не опасаться быть ни изгнанными за пределы государства, ни притесненными ко дну или к боковым рубежам оного.

Конечно, сия необычайная обширность причиной великого протяжения западной границы нашей – протяжения, по словам некоторых закоснелых староверов, много подвергающего Россию опасности. Но долго ли нам благоговеть перед обветшалыми предрассудками и не видать, сколь ничтожно неудобство сие в земле, коей глубина и широта соответствуют протяжению границы? Война начинается в смежных между собой пределах держав неприязненных. Нет примера, чтоб она на них когда-нибудь кончилась. Спорные дела государств решатся ныне не боем Горациев и Курияциев, не поединками полководцев, не овладением какой-либо пограничной крепостью и не бесконечными боковыми движениями двух противоборствующих корпусов, носящих звание армий. Ныне народ или народы восстают против народа; границы поглощаются приливом несметных ополчений, и военные действия силой или искусством немедленно переносятся в ту или иную враждующую область. Какое же остается влияние границе тесной или пространной на военные действия, и не середина ли государства служит уже тогда единственной основой всем наступательным и оборонительным предначертаниям? И подлинно, если берега Рейна, усеянные первоклассными крепостями, не более других рек преграждали вторжения немецких войск во Франции и французских войск в Германию; если судьба сих воюющих государств решилась в Вене, в Берлине и в Париже, а не на границе; и наконец, если, с другой стороны, Россия и Испания, после великодушной и искусной борьбы, изгнали без помощи границ огромные французские армии из недр своих: то что может быть очевидней и разительней сих доказательств?

Однако же надобно и то сказать: не всякому государству удобно допускать военные действия в собственные пределы. Прибавляю к вышесказанному, что область, подъявшая бремя вторжения, требует не только великого местного простора, но и глубины, соразмерной с широтой поперечника оной. Иначе вторжение обратится в пользу наступательной армии и в гибель оборонительной. Пример сему у нас в памяти.