Поэтому я присоединяюсь къ мнѣнію, что необходима крайняя осторожность, дабы отстранить, это неудобство и не возбуждать общественнаго мнѣнія. Но я рѣшительно не понимаю такъ часто приводимаго замѣчанія, что бѣдные станутъ болѣе недовольны и мятежны, какъ только убѣдятся, что не имѣютъ никакого права на пособіе. Я могу составить себѣ понятіе объ ихъ чувствахъ, лишь, поставивъ себя мысленно на ихъ мѣсто и вообразивъ то, что самъ я испыталъ-бы при такихъ условіяхъ. Если-бы мнѣ сказали, что по естественнымъ законамъ, а также по законамъ, установленнымъ въ той странѣ, гдѣ я живу, богатые обязаны кормить меня, то во первыхъ, я не почувствовалъ-бы особенной благодарности за оказываемое мнѣ благодѣяніе, а во вторыхъ, если-бы меня, безъ всякой, на мой взглядъ, необходимости, стали кормить худшей пищей, чѣмъ та, къ которой я привыкъ, то я считалъ-бы себя въ правѣ жаловаться. Такъ какъ нельзя предположить, что я согласился-бы съ тѣмъ, что ухудшеніе моего содержанія вызывается необходимостью, то я, вѣроятно, подумалъ-бы, что законъ относительно меня нарушенъ, что со мною поступаютъ несправедливо и что мое право попрано. Меня, разумѣется, станутъ держать въ повиновеніи и силой воспрепятствуютъ проявленію моей злобы и открытому сопротивленію; но я всегда оправдаю подобные поступки, если проявленіе ихъ окажется возможнымъ; причиненная-же мнѣ обида поставить меня въ самыя непріязненныя отношенія къ высшимъ классамъ общества. И дѣйствительно, я не знаю ничего, что могло-бы до такой степени раздражить сердце человѣка, какъ нужда, въ которой онъ винитъ не себя самого, не естественные законы, а скупость и несправедливость людей, занимающихъ высокое общественное положеніе. Всякому извѣстно, что законы о бѣдныхъ и щедрая благотворительность не мѣшаютъ Англіи испытывать нерѣдко самую тяжелую нужду.
Наоборотъ, если я глубоко убѣжденъ, что законы природы, или, иными словами, божескіе законы, не даютъ мнѣ никакого права на полученіе вспомоществованія, то я буду всегда чувствовать необходимость вести умѣренную и трудолюбивую жизнь. Но если, не взирая на мое благоразуміе, меня постигнетъ нужда, я буду относиться къ этому несчастью такъ, какъ обыкновенно относятся къ болѣзни, т. е. какъ къ слѣдствію естественнаго порядка вещей, къ испытанію, которое я обязанъ переносить съ твердостью, если я не въ силахъ былъ избѣгнуть его. Я буду сознавать, что лучшимъ оправданіемъ передъ милосердными и добрыми людьми послужить для меня то обстоятельство, что я не заслужить своей участи лѣностью или безразсудствомъ. При этихъ условіяхъ, оказанныя мнѣ благодѣянія внушатъ мнѣ самыя признательныя чувства къ высшимъ классамъ общества. И если даже полученныя вспомоществованія не доставятъ мнѣ того довольства, къ которому я привыкъ, я не буду думать, что со мною поступили несправедливо, но, напротивъ, буду питать признательность къ давшимъ это вспомоществованіе. Сознавая, что въ этомъ отношеніи я не могу предъявить никакого права, я ничѣмъ не смогу оправдать сопротивленія, развѣ только страхомъ голодной смерти, которая опрокидываетъ всѣ препятствія и отрицаетъ всѣ принципы.
Если-бы неимущіе въ Англіи убѣдились вполнѣ,
Юнгъ, возставая противъ моего мнѣнія о