Стремнин стал разворачивать самолёт в обратную сторону, чтоб не уходить от аэродрома слишком далеко. С минуту оба молчали, потом Сергей сказал:
— Ну что, Рома, пойдём на
— Пошли! — встрепенулся Дивов.
Опять напруженно забубнили двигатели, самолёт начал разгоняться, чтобы снова выйти на сверхзвуковую скорость. С каждой секундой напряжение машины все явственней передавалось лётчикам. Сергею подумалось: «Мы как часть единого организма — человеко-самолёта!»
— Второй режим вправо! — крикнул Сергей. — Включай отметку!
— Есть второй!
Ручка идёт на себя, вздыбливает «Сапфир», перегрузка жмёт, втискивает в чашу сиденья, голова, плечи, руки тяжелеют. Сергей клонит ручку вправо…Самолёт с присвистом завращался вокруг продольной оси: фи-ить!.. фи-ить!.. фи-ить!.. И вдруг — дзень! — звонкий металлический треск ошеломил Сергея. И ещё мысль не успела воспринять: «Где, что, откуда», в канале одного из двигателей громыхнул хлопок. Метнув взгляд на приборы, Сергей успел заметить, как стрелка температуры газов левой турбины скользнула к красной черте. Уже приложив усилия, чтобы вывести самолёт из вращения, он быстро перекрыл подачу топлива левому двигателю. Рули были даны полностью на вывод, и Сергея неприятно изумило, как самолёт вяло, неохотно замедляет вращение. Ещё не веря, что рули утратили эффективность, лётчик изо всех сил давил на ручку, упёрся ногами в педали и наконец увидел, как самолёт неуклюже приостановил вращение… Но эта пауза длилась одну-две секунды. Словно передумав, самолёт снова повёл угрожающе пикообразным носом… И вдруг интенсивно затрясся всем корпусом, резко вскинулся влево, замер на мгновение, перевалился в другую сторону, ещё резче вскинулся вправо и с этого момента стал шарахаться из стороны в сторону, проявляя непонятное, неслыханное своеволие, как взбесившийся мустанг с седоком на спине. В голове у Сергея помутилось от чудовищных знакопеременных перегрузок. В эти мгновения казалось, что самолёт вот-вот вытрясет из него душу. Но уже в последующие секунды пики перегрузок поутратили свою остроту из-за уменьшения скорости, и Сергей, вспомнив вдруг о подвесках, взглянул в зеркало и… глазам своим не поверил: пилон с «сигарой» подвески ушёл в сторону и был теперь виден в зеркале с другого края.
Сергей нажал кнопку передатчика:
— Развернулась подвеска, самолёт неуправляем, будем покидать…
Земля ответила не сразу: «Мы на приёме».
— Роман! — Сергей взглянул на Дивова. Тот напряжённо смотрел вниз:
— Под нами посёлок!
«Стало быть, любой ценой отойти, здесь самолёт покидать нельзя!»
Между тем скорость уменьшилась почти вдвое, «Сапфир» при работающем правом двигателе продолжал оседать к земле и «взбрыкивать» из стороны в сторону, но делал это уже не так яростно, как вначале.
«Вот теперь можно: под нами пойменные луга». Но Сергей решил всё же попробовать запустить левый двигатель. Попытка не удалась, двигатель не принял обороты. А две-три секунды спустя Сергей увидел в зеркале, как из сочленения подвижной части крыла с центропланом повалил дым.
— Горим! — Сергей вскинул глаза на товарища. — Теперь давай!
Роман и сам понял, что медлить больше нельзя: гарью тянет в кабину, ручка управления не действует, самолёт «сыплется» к земле — осталось меньше полутора тысяч метров.
Сгруппировавшись, Дивов ухватился за рукоятки по бокам кресла. Сергей видит его старания: жмёт Роман на ручки… и… никак! Ещё пробует, ещё раз…
Нет! Поднимает растопыренные пальцы обеих рук — мол, не получается…
В это время Сергей замечает, как «садится» электропитание — уже не слышно своего голоса в наушниках — пожар нарушил где-то проводку. Стремнин знает, что кресло надёжное, оно должно сработать и при отказе электропитания, лётчику в этом случае нужно самому сбросить фонарь над собой, дёрнув за аварийную рукоятку. Но Роман в напряжённой обстановке, очевидно, упустил это.
«Как быть?.. Как же быть?..» Сергей не может подсказать товарищу — переговорное устройство отказало. Если же сам откроет фонарь аварийно, должен незамедлительно «прыгать» первым… Хотя как командир экипажа обязан дожидаться, пока второй лётчик покинет самолёт… «Как быть?! Как быть?!»
В кабине дым, ручка давно на упоре — не действует, на самолёт надежд никаких, медлить нельзя…
Сергей хлопает Ромку по плечу правой рукой: «Смотри, мол!» Левой рвёт над собой рукоятку аварийного сброса, фонарь улетает. Сергей откидывается назад, притискиваясь плотней к спинке кресла, и сжимает обеими руками рукоятки по бокам своего кресла… и видит, как быстро проседает под ним кабина…
В напряжении момента он даже не почувствовал перегрузки катапультирования. Самолёт, охваченный огнём, устремился вперёд, а кресло, медленно поворачиваясь, летит среди голубизны пространства. Но в голове одна мысль: «Где Роман, успел ли?..» О своём парашюте Сергей забыл. А ведь не грех было и подумать: сработает ли автоматика?.. Раскроется ли?.. Удивительно устроен человек: в такой-то отчаянный момент и занят мыслью не о себе!