Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла.

И тут Сергея будто кто хватил палкой по голове — так ошарашил его ответ Ножницыяа: «Я бы не сказал, что посадка была уж очень трудной… — проговорил он лучезарно, — ну, покренило немножко, а так, в общем, пустяки!»

Несколько секунд Сергей стоял, уставясь на Кису, потом, когда язык вновь подчинился ему, проговорил:

— Василь!.. Ты ли это?.. Или тебя подменили, пока мы взбирались по лестнице?..

Тот со своей милой улыбкой на лице проворковал:

— Конечно же, я самый!.. Не сомневайся.

* * *

Ещё Сергею вспомнился случай с Евграфом Веселовым. После работы они выезжали на своих автомобилях с территории аэродрома. Первым за ворота проехал Ножницын. За ним подкатил Веселов, но вахтёр, проверяя пропуск, вдруг попросил его открыть багажник. Несколько обескураженный, Евграф немедленно подчинился, после чего вахтёр, убедившись, что в багажнике ничего предосудительного нет, открыл ворота. Но Евграф, задетый в лучших своих чувствах, все же спросил вахтёра, почему именно у него он захотел проверить содержимое багажника, когда обычно в отношении лётчиков-испытателей это не практикуется?

И тут вахтёр, слегка помявшись, ответил:

— Знаете, тот товарищ, что проехал перед вами, посоветовал мне проверить у вас багажник.

На другой день утром Веселов в лётной комнате при всех подошёл к Ножницыну:

— Василь, за такие штуки в прошлом веке били публично перчаткой по лицу!

Но каково же было удивление, когда Ножницын, расхохотавшись совершенно обворожительно, с подкупающей непосредственностью стал рассказывать лётчикам, что Веселов вздумал обижаться на пустяковый розыгрыш, но он, Ножницын, затеяв его, твёрдо знал, что у Евграфа в багажнике ничего нет. И, не давая никому опомниться, как это делает дошлый студент перед усталым экзаменатором, все говорил и говорил, сам потешаясь над своей шуткой, уверяя, что среди лётчиков бывают и не такие розыгрыши… И тут выдал историю, как Бубнова на заводе разыграли, насыпав в пепельницу в его машине окурков, измазанных губной помадой. Бубнову пришлось перед женой на коленях ползать, доказывая, что это «подшутили» друзья…

Это, разумеется, отвлекло лётчиков от первоначальной «шутки» и пробудило в памяти другие, не менее потешные моменты, и каждый заторопился поделиться ими, и все теперь то и дело взрывались смехом, да и Евграф как-то незаметно для себя развеселился. И тут Киса выкарабкался словно бы почти чистеньким…

* * *

Переодевшись и заполнив полётный лист, где записал коротко, не испытывая никаких эмоций: «задание выполнено, замечаний нет», Стремнин направился в лабораторию к Майкову.

Здесь надобно сказать, что ещё со времени отклонения научно-техническим советом проекта Стремнина его идея подцепки самолёта к самолёту в воздухе нашла в Майкове убеждённого сторонника, и теперь, назначенный в группу Сергея ведущим инженером, Майков включился в дело со всей своей энергией и организованностью.

Прежде всего, досконально изучив чертежи и технологию, он смог подменять Сергея в руководстве рабочей бригадой, когда тому приходилось заниматься полётами. И эта помощь Майкова оказалась особенно существенной, поскольку в бригаде Сергея работали такие первоклассные мастера, как Федя Арапченков, Николай Уключин и Ваня Сидоркин, для которых малейший простой из-за возможных неувязок в чертежах был совершенно нетерпим. Попутно, заботясь о надёжности и безопасности лётных испытаний, Майков занялся моделированием на пилотажном стенде «Икс» манёвров для подцепки, а затем смог провести тренировку лётчиков — Стремнина, Хасана, Тамарина и Отарова, — добиваясь чёткости пилотирования в моменты сближения, контакта, подцепки и расцепки. Понятно, приобретённые на электронном стенде навыки не были абсолютно идентичны тому, что предстояло лётчикам при настоящей подцепке в воздухе, но полезность таких тренировок не вызывала ни у кого сомнения. В этой работе Майкову многое помог сделать его большой друг Генрих Берг, причём исключительно из-за сочувствия делу, так сказать, «за счёт своих внутренних резервов» времени.

Вот и сейчас, пока Стремнин по пути к Майкову заглянул в мастерские узнать, как там идут дела и нет ли «утыков», Майков и Берг у стола с ворохом миллиметровок отбирали наиболее характерные графики для технического отчёта. И тут у них возник разговор о Стремнине. Берг согласился, что завидная целеустремлённость Сергея в работе — и от любви к летанию, и от сознания долга, самодисциплины, и, конечно же, от его творческого горения — качества, по убеждению Берга, «редкостного не только среди нашей инженерной братии, — как он выразился, — но даже в квадриге служителей муз».

Последнее обобщение Берга Майков вроде бы пропустил мимо ушей, продолжая разглядывать очередной график.