Вот и этот разворот закончен, самолёт — на прямой. Точно по курсу впереди перспектива сбегающейся в одну точку у реки длинной бетонной дорожки. В первой трети она пересечена другой полосой, покороче… Чем ближе к самолёту начало полосы — тем как бы быстрей становится лет машины, стремительней снижение. Но оба они, и ученица в передней кабине, и инструктор в задней, ясно видят, что расчёт удался. Жос велел вывести двигатель на несколько большие обороты, когда она выпускала закрылки. Снижение замедлилось. Вере теперь оставалось, плавно подбирая ручку, полностью погасить скорость снижения к моменту, когда шины основных колёс под крылом окажутся в нескольких сантиметрах от поверхности бетонки. И это она должна проделать, глядя вперёд через стекло фонаря, соразмеряя движения рулями высоты с интенсивностью проседания самолёта к земле. Жос видел, что она и тут справляется с задачей. «Вот так, спокойней, мягче… Хорошо!» — ободрял он.
Чиркнув колёсами, самолёт помчался по шершавой поверхности бетонки с приподнятым носом. Скорость ещё была велика, стыки плит рябили в глазах, и Жос тихо сказал, чтобы не торопилась тормозить — длинная дорожка позволяла щадить резину колёс. И вдруг произошло что-то страшное, нелепое…
Вере на миг почудилось, что самолёт промахнул всю полосу!.. Она приняла поперечную бетонку за рулежную дорожку в конце аэродрома… Веру будто обдало кипятком — судорожно, не отдавая себе отчёта — зачем? — ткнула она ручку управления от себя.
Тамарин и глазом не успел моргнуть, как самолёт, резко клюнув носом, ударился передним колесом о бетон, стойка с хрустом сломалась. А нос самолёта резко отпрянул вверх, и машина снова оторвалась от земли. Схватив управление, Жос кое-как успел спарировать последний удар колёс о бетон, и, снова приземлившись, самолёт ещё несколько секунд мчался с приподнятым носом вперёд: могло показаться, что ничего особенного не случилось. Но вот скорость погасла, рули потеряли власть, и самолёт опустил нос… С душераздирающим скрежетом дюралевая обшивка стала стесываться о наждак бетона. Жос весь напрягся, зная, что в любую секунду дюраль от трения может загореться. В этот момент до ушей его и донёсся всхлип:
— Ох, я несчастная!.. Теперь мне больше здесь не летать!..
— Замолчите! — яростно закричал он. — Не известно ещё, чем кончится этот полет!
К счастью, самолёт не загорелся. Вера выскочила из кабины первой, отбежала в сторону и бросилась на траву. Мрачный, чувствуя и свою вину, что передоверил ей ответственнейший момент посадки, Тамарин ушёл вперёд. Дрожащей рукой достал сигареты, спички, закурил. Поглядывая на вздрагивающие плечи, видел, что она рыдает, но не подошёл, не стал утешать. Да и нечем было утешить. Он и сам знал, что больше ей в институте летать не дадут.
С тех пор прошло три года. Вера ушла в себя и в институте больше не затевала разговоров о лётно-испытательной работе. Зато с удвоенной энергией, если не сказать с мстительной неистовостью, занялась летанием на спортивных самолётах в аэроклубе.
Мог ли кто тогда подумать, что и летать-то она решила научиться в надежде, что хоть этим заставит Тамарина обратить на неё внимание?.. Но, научившись, страстно увлеклась полётами и стала совершенствоваться в высшем пилотаже на акробатических самолётах, обнаружив, к удивлению тренера, редкостные лётные данные. А вечно ноющая, неутолимая страсть сделала её более дерзостной, настырной, даже отчаянной в достижении честолюбивых целей.
Вера появлялась на аэроклубовском аэродроме едва ли не каждый вечер и проявляла такие старания при шлифовке в воздухе сложных фигур воздушной акробатики, что вскоре завоевала первенство в республиканских соревнованиях сильнейших лётчиц-спортсменок и через год стала чемпионкой Союза. И тут
И вот настала осень… Осень того года, о котором мы ведём свой рассказ. Авиаспортсменкам, вошедшим в сборную Союза, было уже известно, что в институте успешно проходит лётные испытания новый акробатический самолёт, специально созданный для международных соревнований, и, естественно, каждой из лётчиц мечталось освоить его как можно скорее. Но Вера и мысли не допускала, что не полетит на нём первой, когда он появится в аэроклубе.
Кому, как не ей, было знать о делах с испытаниями этого самолёта. Каждое утро она видела, как известный лётчик-испытатель Георгий Тамарин с явным наслаждением кувыркается на нём почти над центром аэродрома! И надо же было случиться такому отчаянному предначертанию: именно её кумиру было доверено провести испытания этой машины!.. Боже мой, что творилось в её сердце, когда она видела из окна лаборатории эту машину в синеве осеннего неба, зная, что в кабине её наваждение!..