Читаем Опыты полностью

Или за рабочим столом, оторвавшись на миг от опостылевших бумаг (предположим, что мой герой был рядовым научным сотрудником и готовился защитить кандидатскую диссертацию на какую-нибудь более или менее бессмысленную тему, вроде «Усвоение основных элементов молекулярной физики детьми дошкольного возраста»), он вдруг поднимет голову и, безучастно и бессмысленно глядя в пространство, проинтонирует меланхолическим речитативом:

Я пока что живу в общежитии,увлекаюсь своею мечтойи ни с кем не свершаю соития,но оно, несомненно, за мной…

Или, допустим, во время уединенной прогулки где-нибудь, я извиняюсь, на тихом берегу заброшенного пруда он смотрит, как играют на мутной воде блики неяркого осеннего солнца, и задумчиво мурлычет:

Шаланды, полные фекалий,в Одессу Костя приводил…

Или, представьте себе, прихорашиваясь перед свиданием с взволновавшей его женщиной, он стоит в прихожей у зеркала и, завязывая на коротковатой шее китайский шелковый галстук (золотые пагоды и малиновые драконы на нежно-зеленом фоне), многообещающе подмигивает своему отражению и с деланной лихостью во весь голос затягивает:

Как после вековой разлуки,гляжу на вас как бы во сне.И вот — теснее стали брюки,мешком висевшие на мне…

Или, в одиночестве вернувшись домой (а наш герой, замечу в скобках, имел несчастье страдать наследственным по отцовской линии метеоризмом — болезнью достаточно неприятной самой по себе, но особенно мучительной для тех, кто проводит много времени в обществе женщин) и облегчив, наконец, свой вспученный желудок, он с довольной улыбкой «начинает потихоньку напевать»:

Когда домой товарищ мой вернется,за ним родные ветры прилетят…

И потом, когда, немного разочарованный, но ничуть не печальный, он ложится в свою холостяцкую постель, перед тем как погрузиться в сладостный сон, он еще успевает в полузабытьи умиротворенно, но при этом мелодически чисто вывести:

Не слышны в заду даже шорохи —все здесь замерло до утра…

А назавтра все начнется сначала, и, намыливая в ванной свои увядающие щеки гигиеническим кремом для бритья «Ромашка» и прислушиваясь, не кипит ли на кухне облупившийся чайник, он будет размахивать в такт жиденьким помазком и мужественно горланить:

Я все равно паду на той,на той единственной гражданской,и комиссары с пыльным членомсклонятся молча надо мной!

Так он и шел с песней по жизни до тех пор, пока его в свой срок не постигла участь будейовицкого барабанщика. То есть, иначе говоря, до тех пор, пока он не умер. Я, правда, не знаю, успел ли он, подобно своему коллеге из Будейовиц, жениться перед смертью и, если успел, то была ли его смерть как-то связана с этой женитьбой. Но, тем не менее, он все-таки умер. Что ж, как утверждал Гиппократ (в переводе на латинский), «vita brevis, ars vero longa». И я не сомневаюсь, что если мой герой умирал женатым человеком, то на руках у безутешной супруги он еще успел перед смертью пропеть что-нибудь уж совсем непритязательное, вроде:

Прочь тоску, прочь печаль!Я смотрю смело вдаль.Скоро ты будешь, ангел мой,моею маленькой вдовой!

Вот такая у меня получилась отчасти печальная «история из жизни». Конечно, кто-то может возразить, что это никакая не «история из жизни», а чистой воды вымысел с примесью, вдобавок, довольно неуклюжей компиляции. Но это неправда — вымысла здесь нет и в помине. Те, кто хоть немного знаком с моим творческим методом и со мной лично, могут подтвердить, что я вообще неспособен что-нибудь выдумать из головы. Тем более в настоящем случае, когда прообразом моего героя послужил очень близкий мне человек, который к тому же, как явствует из моего рассказа, уже умер. А один из «семи мудрецов» (очевидно, Хилон) рекомендовал: «De mortuis aut bene aut nihil». Разумеется, здесь не обошлось без некоторой литературной обработки жизненного материала, но в целом, повторяю, ничего выдуманного в моей истории нет, и если я не сумел кого-то убедить, — что ж! — пусть это останется на моей совести.

Между прочим, у моего любимого Жоржа Брассанса есть одна прелестная песенка, сюжет которой почти дословно повторяет мой рассказ. Правда, в ней повествование ведется от первого лица:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Норвежский лес
Норвежский лес

…по вечерам я продавал пластинки. А в промежутках рассеянно наблюдал за публикой, проходившей перед витриной. Семьи, парочки, пьяные, якудзы, оживленные девицы в мини-юбках, парни с битницкими бородками, хостессы из баров и другие непонятные люди. Стоило поставить рок, как у магазина собрались хиппи и бездельники – некоторые пританцовывали, кто-то нюхал растворитель, кто-то просто сидел на асфальте. Я вообще перестал понимать, что к чему. «Что же это такое? – думал я. – Что все они хотят сказать?»…Роман классика современной японской литературы Харуки Мураками «Норвежский лес», принесший автору поистине всемирную известность.

Ларс Миттинг , Харуки Мураками

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза