Опыты

Чтобы как-то прокормиться, Гинеся стала печь хлеб и булки для всего местечка, и, говорят, эта ее продукция пользовалась довольно большим спросом ввиду каких-то исключительных вкусовых качеств. Вообще во всей округе очень высоко ценились ее кулинарные способности, и почти на каждую большую свадьбу Гинесю приглашали в качестве главной стряпки. Впрочем, дело здесь было не только в чисто кулинарных способностях.

Известно, что правоверные евреи невероятно щепетильны в вопросах приготовления пищи (мой дядя Самуил Клямер рассказывал мне, что, когда их семья оказалась в эвакуации в Красноярске и буквально умирала там от недоедания, его дед (и, соответственно, мой прадед) Моисей Клямер тем не менее наотрез отказался принимать некошерную пищу и предпочел голодную смерть). В этом деле существует масса всевозможных законов, запретов, тонкостей и нюансов, которые обязательно должны быть соблюдены — иначе верующий еврей не станет этого есть. Тут целая наука, трактующая не столько даже чисто технологическую сторону, сколько многие существенные аспекты духовности и веры. И тот, кому доверялось это ответственное дело, помимо всех этих специальных знаний, мастерства и таланта, обязан был обладать еще и незапятнанной религиозной и нравственной репутацией, быть, что называлось тогда, «человеком с чистыми руками». Доходило даже до того, что на одной свадьбе, куда пригласили главным поваром не Гинесю, а какую-то другую женщину, Мордехай Гельфанд попросту отказался сесть за стол.

Словом, все в Красной горе Гинесю уважали и жалели, а сыновья — так просто боготворили. И даже много лет спустя, став взрослыми, самостоятельными людьми, имея уже свои многочисленные семьи, они относились к ней удивительно нежно и почтительно. При том, что Гинеся вовсе не была строгой или властной матерью, а напротив — тихой, безграмотной, работящей и кроткой женщиной, это выглядело еще более трогательно. Если знать о таком отношении сыновей к матери, то особенно ужасной представляется та трагедия, которую пришлось пережить Соломону в 1941 году на клинцовской железнодорожной станции. Но не будем забегать вперед.

Мне кажется довольно странным, что в рассказах об этом периоде жизни Гинеси особенно подчеркивается, что она и ее сыновья жили очень бедно, почти впроголодь. Конечно, потеря мужа и кормильца не могла не сказаться на благополучии семьи, но ведь в этом же местечке и, более того, на той же улице жили отнюдь не нуждавшиеся сестры и брат ее покойного Гесл-Лейба — Фрейда, Хася, Сарра и Герцул. Возможно, им и могла быть безразлична судьба вдовы их брата, но к судьбе его сыновей они никак не могли остаться равнодушными.

Не знаю, до какой степени Гинесе и ее детям приходилось голодать, но факт остается фактом — ни одному из ее сыновей не удалось получить образования, хотя помочь бедному родственнику сделать это считалось чуть ли не обязанностью для любого обеспеченного еврея. Да и, согласитесь, десятилетнего младшего сына на побегушки к купцу отдают тоже не от хорошей жизни. Но, с другой стороны, Хася Фрейдкина-Лившиц недрогнувшей рукой выдала свою дочь Басю за среднего сына Гинеси, Пейсаха, и намеревалась выдать другую свою дочь, Рисю, за Соломона. Впрочем, что касается последнего, то я не уверен, что Хася была к тому времени еще жива. Словом, взаимоотношения Гинеси с родными ее покойного мужа мне не совсем ясны. Но оставим это.

Такая красавица и работница, как Гинеся, я думаю, не имела недостатка в женихах, несмотря даже на свою бедность и троих детей. Но только через 21 год после смерти Гесл-Лейба, когда дети были уже более или менее на ногах, она занялась устройством своей судьбы и согласилась принять предложение Гирша Мовшевича Резникова, овдовевшего купца третьей гильдии и по местным меркам очень богатого человека.

Здесь, пожалуй, следует особо разъяснить, почему в еврейском местечке богатый купец искал руки нищей вдовы. Конечно, Гинеся считалась красавицей, но я не уверен, что в 47 лет, после двадцати лет напряженной борьбы за существование, она была так же хороша, как в 26. Да и Гирш Мовшевич к тому времени был уже далеко не пылким юношей, ищущим красивую невесту. После смерти первой жены, Иты Мархасиной, у него остались четыре взрослые дочери, большой дом, хозяйство, и ему просто нужна была добрая работящая женщина, которая взяла бы это все в свои руки. Существовала и еще одна причина, уже социального характера, но чтобы ее объяснить, потребуется небольшое отступление.