Опыты бесприютного неба

Я как-то спросил, что можно делать здоровому двадцатипятилетнему мужчине в закрытом городе без работы и любви. Андрэ рассказал: «Я конструировал арт-объект – пианино, которое бьет током, я обязательно тебе его покажу как-нибудь. Только превозмогая боль, можно делать настоящее искусство. Это метафора творческого процесса, понял?» Когда он завершил свой арт-объект, то решил провести в ДК родного города перформанс. На концерт пришли научные сотрудники и ветераны труда, панки, молодые рабочие, дворники – весь спектральный срез социума этого закрытого городка. Каждое событие в городском концертном зале анонсировали для всех.

И вот Андрэ вышел на сцену в белом фраке, поклонился публике, потом демонстративно включил пианино в розетку. «Штраус, Рихард: “Альсо шпрах Заратустра”. На электро-болевом пианино исполняется впервые!» – объявил он собравшимся. Народ сдержанно поаплодировал. Андрэ сел на стул, откинул фалды фрака, многозначительно глянул на публику, открыл крышку инструмента и ударил по клавишам. Очнулся он уже в больнице. «Не рассчитал с напругой, но шоу было изумительным. Все эти пенсионеры обоссались от страха», – с нежностью вспоминал он.

В Питере Андрэ какое-то время жил в той самой пустой хате на «Черной речке». Хату за бесплатно предоставил ему приятель Артемон. По первости Андрэ устроился на работу в какую-то контору, продающую пожарные шланги. У него даже хорошо дела шли: его коллеги – менеджеры по продажам, они же конкуренты по тем же продажам, в основном были едва волокущей гопотой из городков вроде Луги и Пскова. На их фоне Андрэ с двумя неоконченными вышками, был просто маэстро. Работать у него получалось, но это не спасало от скуки. Мы тогда читали Камю и вспоминали фразу из «Постороннего». Когда я звонил Андрэ на работу, то всегда спрашивал: «Что ты делал?» – а он гнусавил в ответ: «Сегодня пришлось много поработать в конторе».

У Артемона Андрэ не задержался долго. Вскоре он поселился у своего друга-философа возле Таврического, а следующим пунктом его остановки стала уже комната Марины.

В харизме Марине нельзя отказать. Она приехала откуда-то из Сибири, оставив на руках матери трехлетнего сыночка Илюшу, рожденного от местного бизнесмена. Марина жарила задиристый, истеричный гаражняк в группе «Великие мастурбаторы». Сексапильная до предела, опасная Валькирия с длинными и мощными ногами. На сцене и часто вне сцены она являлась в прикидах из секс-шопа. Проблем с разнообразием у нее не было: в секс-шопе же она работала по ночам и могла брать все, что ей заблагорассудится. Назывался магазин, кстати, «Темные аллеи».

После того, как Андрэ поселился у Марины, его выгнали из конторы: коллеги-гопники показали начальству фотки Андрэ. На одной из них он в костюме единорога из Марининого магазина позировал с бонгом в руках. «Людская конкуренция – жестокая вещь, – объяснял Андрэ, – однако нельзя позволять, чтобы она составляла диалектику твоей жизни».

Так Андрэ устроился в магазин женского белья в торговый центр.

Кто его знает, почему у них с Мариной не сложилось? Это всегда самое неуловимое и непостижимое для меня в отношениях мужчины и женщины. Андрэ часто приходил к нам уже пьяным, говорил, что ненавидит ее, а потом тут же говорил, что любит. Она приезжала на такси во всем своем сценическом обличье – в костюме монашки или, например, в одной футболке с надписью «Nobody knows I’m a lesbian» – увозила его домой и хорошенько трахала. И потом у них все было хорошо, но «все хорошо» было только частью цикла.

Больше всего Андрэ не нравилось работать в торговом центре. Он долго не решался уйти оттуда, даже ходил на собеседование в те конторы, где мальчики и девочки развлекают старых извращенцев в веб-чатах. Но это случилось, в один день он таки свалил. В буквальном смысле. Прям не предупреждая никого, встал и вышел, оставив отдел с трусами и лифчиками наедине с пластиковой музыкой.

– Ты слышал, как они общаются? – объяснял мне он. – Клиентка говорит – у меня сегодня плохое настроение, я решила сходить в магазин. А девочка на кассе ей – правильно, надо же себя баловать. Баловать! Ба-а-аловать! Я снял бейдж и пошел, понимаешь меня?

Я все понимал.

Через какое-то время Андрэ и Марина окончательно разругались. Андрэ стал аскать с Ванечкой – тот стучал в барабан в метро, а Андрэ играл на гитаре что-то незатейливое и гундосил себе под нос. Получался такой облегченный, акустический Psychic TV. Удивительно, но за это время Андрэ зарабатывал нехилые деньги: за день он срубал столько, сколько поднимал на женских трусах в неделю. Я отдал ему рюкзак из брезента – свой он протер мелочью до дыр за полмесяца.

В то время я опять искал работу, и он одалживал нам с Соней. Вообще, надо сказать, я не помню такого, чтобы у Андрэ не было денег. Порой он мог не есть пару дней, но зато покупал новую примочку или шмотку на Уделке.