Это утверждение подразумевает, что когда терапевт покинет его, его стабильность окажется под угрозой, может случиться, что симптомы усилятся, и ему понадобится больше лекарства, чем обычно. Тем самым пациент указывает, что перерыв в терапии из-за отпуска терапевта вызывает у него неудовольствие. Иными словами, он не хочет, чтобы терапевт покидал его (желание 1).
Если теперь обратиться к коммуникативным аспектам этого эпизода, то можно заметить следующее. В этом эпизоде пациент демонстрирует свою потребность (его стабильность под угрозой) и это, согласно правилам данной терапии (пропозиции 1 и 2), накладывает на аналитика некоторые обязательства: помочь пациенту, сделать что-то для укрепления стабильности, а именно выписать ему дополнительный рецепт; таким образом, высказывание пациента содержит косвенную просьбу о помощи (желание 2)[11]
.Но в данном речевом акте содержится еще несколько скрытых интенций. Пресловутый рецепт представляет собой не столько реальную помощь, сколько является свидетельством «доброты» аналитика. В действительности пациент не нуждается в этом рецепте, во время этого двухнедельного перерыва он принял лишь полторы таблетки. Все это лишь проверка взаимоотношений с терапевтом: пациент хочет увидеть, насколько он на самом деле значим для терапевта, насколько заботливо относится к нему терапевт, т. е., другими словами, это проверка пропозиции «терапевт не должен быть жестоким» (желание 3).
Более того, пациент хочет, чтобы терапевт действовал вопреки аналитическому правилу. Оно, несомненно, известно Артуру, посколь ку он не является новичком в психоанализе, проработав около 500 часов с другим аналитиком. Артур не осмеливается высказать свою просьбу прямо, поскольку ожидает, что она будет отвергнута. Интер претация аналитика показывает, что он сразу же понял этот нарратив как косвенную просьбу о дополнительном рецепте. Но поскольку аналитик не сказал ни «да», ни «нет» о том, даст ли он рецепт, пациент пытается достичь своей цели непрямым путем. Ради победы в этой борьбе в последующих нарративах данного сегмента пациент аггравирует свой симптом и, следовательно, усиливает давление на терапевта. Отсюда мы можем выделить еще два желания, а именно: с одной стороны, «оказать влияние на терапевта» или «контролировать отно шения с терапевтом» (желание 4), а с другой – «избежать прямой конфронтации» (желание 5).
В своих интерпретациях терапевт подвергает сомнению главную пропозицию пациента («Артур – слабый и беспомощный») и тем самым отклоняет его просьбу. Пациент принимает эти интерпретации, по крайней мере, частично, но затем рассказывает еще один сюжет как пример своей беспомощности и таким способом вновь возвращается к своей просьбе. Аргументация посредством нарративов позволяет пациенту избежать прямой конфронтации с аналитиком и в то же время блокирует все интерпретации последнего.
Этот пример показывает, что явленное содержание высказываний может быть весьма далеким от коммуникативного аспекта.
Видно также, что одно и то же высказывание может осуществлять несколько речевых актов одновременно. Обозначенная тема беспомощности и желание получить помощь проходят через весь сеанс и становятся все более и более очевидными от нарратива к нарративу. Но вместе с этим усиливается давление на терапевта и проступает другой, скрытый паттерн взаимодействия: желание «контролировать отношения, утверждать себя»; негативная реакция объекта – «сопротивляется»; позитивная реакция субъекта – «усиливает давление на терапевта».