Опыты исследования личной истории

Уже на четвертом сеансе у пациентки возникли фантазии о возможном «удочерении» мною: размышляя о моем семейном положении, она высказала гипотезу о том, что у меня, наверно, есть ребенок, но, вероятно, мужского пола, «потому что мамы девочек выглядят иначе». Она, таким образом, бессознательно «примерила» меня на роль своей матери и сразу же усомнилась в моей «профпригодности». Почти одновременно с этим она начала приписывать мне садистические импульсы: «Вы же врач, а врачи всегда причиняют боль», а также осуществлять (пока незначительные) нападки на сеттинг в виде опозданий и несвоевременной оплаты, предъявляя мне при этом самые разнообразные требования «по уходу за ней». В контрпереносе я чувствовала, что эти требования, запросы, сила влечений и нетерпение пациентки меня перегружают, как если бы я была молодая неопытная мама, не способная угадать потребности своенравного младенца и угодить ему.

Однако на следующем этапе, когда частота сеансов увеличилась до пяти раз в неделю, напряженность взаимоотношений многократно возросла. Фантазии пациентки развивались в двух противоположных направлениях: а) психоаналитики должны работать бесплатно, т. е. «усыновлять» или «удочерять» своих пациентов; б) пациент и аналитик взаимно ненавидят друг друга и хотят избавиться один от другого. Агрессивные побуждения Р. в переносе достигли своего максимума на фоне ее неудержимо растущей зависимости от анализа, проявляясь во все более богатых персекуторных и садистических фантазиях и сновидениях, где мне отводилась роль «плохого» объекта, преследователя и мучителя. Одновременно с этим мысль о возможности прекратить анализ и тем самым свои мучения вызывала у нее ощущение почти физической боли. В контрпереносе я нередко ловила себя на том, что чувствую вину за причиняемые пациентке страдания, фантазируя о том, что будь на моем месте более опытный аналитик (т. е. зрелая мать), Р. не пришлось бы так мучиться. В другие моменты мне приходила в голову фантазия о том, что, действительно, хорошо было бы отдать ее кому-нибудь, пусть с ней мучается кто-нибудь другой.

В этой констелляции садо-мазохистических трансферных – контртрансферных фантазий легко усмотреть фигуру «матери-предательницы», а также и «безжалостно брошенного на произвол судьбы младенца».