Опыты по эстетике классических эпох. [Статьи и эссе]

Очень легко представить, что Сандро был влюблен в Симонетту, облик которой он воспроизводит во всех картинах, даже в росписи в Сикстинской капелле (1481-1482). И здесь библейские и евангельские сюжеты, как в «Поклонении волхвов», Боттичелли трактует не в историческом плане, а совмещая разновременные события, так, сцены из жизни Моисея предстают как прообраз жизни Христа, как замечает историк искусства Арган, при этом можно кое в чем усмотреть намек и на современных художнику лиц и обстоятельства.

В те же годы в той же Сикстинской капелле Перуджино изображает «Передачу ключей апостолу Петру» как исторический факт, освященный догматами римской церкви. Совершенно ясно, это другой уровень эстетики и искусства, что мы находим у высших представителей Ренессанса.

По возвращении из Рима Боттичелли повторил, а скорее, заново продумав, может быть, не без помощи Полициано, создал «Палладу и кентавра» (1482), удивительную картину, содержание которой неуловимо и бесконечно. У Сандро здесь впервые проступает даль, осененная краем строения, похожего на руины, то есть фон воспринимается как современный, а на переднем плане кентавр (из туловища лошади высокий голый бюст мужчины с кудрявыми волосами и бородой, на лице мука) и женская фигура с длинным копьем, но в платье из той же материи и почти с теми же цветами, как у Весны. Лицо ее задумчиво, глаза открыты, но взор обращен вовнутрь. Паллада пальцами теребит волосы кентавра, что словно пугает его.

Некая тайна и вечность. Вполне возможно, перед нами символическое изображение интимнейших переживаний Полициано, считавшего себя уродом, которого не может полюбить женщина. Высокий трагизм бытия.

Поскольку картина по программе Venus - Humanitas обернулась «Весной», Боттичелли возвращается к ней и создает «Рождение Венеры» (1484-1486). И сразу становится ясно, что «Весна» - романтическая картина еще задолго до романтиков и по теме, и по поэтике. «Рождение Венеры» - это ренессансная классика и по теме, и по поэтике, хотя в последней сохраняются элементы романтической эстетики. Сандро и не думает о разработке перспективы, небо и море лишь обозначены, все у него неожиданно. Слева над морем две сплетенные фигуры, мужская и женская, Эол и Борей, ветры несут, очевидно, раковину, на которой спокойно стоит богиня, слегка прикрываясь руками, как всякая обнаженная женщина, на которую смотрят, поза живой натуры, в глазах отрешенность и грусть.

Справа обозначен темный берег с условными стволами деревьев и листьями, откуда женская фигура в современном художнику платье спешит накинуть на Венеру покрывало.

Картина насквозь символична. Перед нами древняя прародительница всего живого предстает обнаженной современной женщиной, отрешенно грустной, вместе с тем в ней проступает, говорят, и христианская идея рождения души из воды во время крещения. Телесная и духовная красота сливаются до полной неразличимости, светясь как естественность и чистота обнаженного тела прекрасной молодой женщины.

Вечная красота и грусть, что у художника превращается в тоску по идеалу или по утраченному.

В это время, в зените своей славы, Боттичелли, «как человек полный неожиданностей», по словам Джорджо Вазари, увлекается проповедями Савонаролы и иллюстрацией «Божественной комедии» Данте. Он обратился, а после гибели Савонаролы, когда многие во Флоренции, включая Марсилио Фичино, опомнились, Сандро вовсе забрасывает кисть и всецело отдается комментированию «Божественной комедии» рисунками. Эта работа была бы самоценна, как и живопись Боттичелли, если бы он в ней, как прежде, находил достоинство художника, а не повод для раскаянья и самоуничижения раба божьего, что повело и к тому, что он умер в нищете, по свидетельству Вазари. Моральная рефлексия, в которой он искал спасения, лишь погубила его гений, столь лучезарный, интимно понятный и близкий всем, кто соприкасается с его шедеврами «Весна» и «Рождение Венеры» через страны и столетия.

Что касается других картин - «Величание мадонны» (1483-1485), «Мадонна с гранатом» (1487), «Рождество» (1501-1505), - они интересны и знаменательны, но не они составляют славу Сандро Боттичелли.

Леонардо да Винчи

«Небесным произволением на человеческие существа воочию проливаются величайшие дары, зачастую естественным порядком, а порой и сверхъестественным; тогда в одном существе дивно соединяются красота, изящество и дарование, так что к чему бы ни обратился подобный человек, каждое его действие носит печать божественности, и, оставляя позади себя всех прочих людей, он обнаруживает то, что в нем действительно есть, то есть дар божий, а не достижения искусства человеческого».

Так начинает жизнеописание Леонардо да Винчи (1452-1519), живописца и скульптора флорентийского, Джорджо Вазари, подхватывая, по сути, легенду, созданную в большей степени самим художником.