Опыты теодицеи о благости Божией, свободе человека и начале зла

76. И наконец, полагают, что удача покидает того, кто отвечает так, что из его ответов ничего непонятно (это весьма двусмысленный признак победы; при нем необходимо было бы спрашивать слушателей, понимают ли они что-либо из того, что им говорят, причем мнения слушателей часто были бы противоречивы. Порядок логически правильных споров требует представления доказательств в надлежащей форме и ответов на них посредством отрицания или различения), и кто признает, что ответы его понятны. (Позволительно тому, кто защищает истину таинства, признать, что это таинство непостижимо; и если бы этого признания было достаточно, чтобы объявить защитника побежденным, то вовсе не было бы необходимости в возражении. Истина может быть непостижимой, но она никогда не бывает настолько непостижимой, чтобы можно было сказать, что ее совершенно не понимают. В последнем случае она была бы тем, что древние школы назвали scindapsus или blityri (Clem. Alex. Strom. 8), т. e. словами, лишенными смысла.) Тогда признается, что по правилам он побежден, и, если даже его невозможно преследовать в тумане, которым он себя окутал и который образует своего рода бездну между ним и его противниками, его все же считают разбитым наголову и сравнивают с армией, которая, проиграв сражение, скрывается под покровом ночи от преследования победителя.(Расплачиваясь сравнением за сравнение, я скажу, что защитник остается непобежденным до тех пор, пока находится под прикрытием своих укреплений; и если случайно он без необходимости сделает вылазку, то ему позволительно возвратиться в свои укрепления, не подвергаясь за это порицанию.)

77. Я взял на себя труд дать анализ этой длинной выдержки, в которой г-н Бейль изложил все, что мог сказать наиболее сильного и наиболее разумного в пользу своего мнения; надеюсь, мне удалось ясно показать, каким образом этот превосходный человек был введен в заблуждение. Это легко случается с личностями самыми разумными и самыми глубокомысленными, когда они увлекаются полетом своего ума, не сохраняя до конца необходимого терпения для исследования последних оснований своего образа мышления. Подробности, в которые мы здесь вошли, послужат ответом на некоторые другие рассуждения по этому же поводу, рассеянные в сочинениях г-на Бейля; как, например, когда он говорит (в своем «Ответе на вопросы провинциала», гл. 133, т. 3, с. 625): Чтобы доказать, что мы нашли согласие разума с религией, необходимо показать не только то, что существуют философские положения, соответствующиеся нашей вере, но также и то, что частные положения, противополагаемые нам как несообразованные с нашим катехизисом, в действительности настолько сообразованы с ним, что это можно понять совершенно отчетливо. Я решительно не вижу необходимости во всем этом, если только не требуют, чтобы рассуждение было доведено до выяснения в таинстве самого образа его существования (каким образом?). Когда же довольствуются защитой истинности таинства, не примешивая к этому желания сделать его понятным, нет необходимости прибегать к философским положениям, ни общим, ни частным; и когда кто-либо другой выдвигает в споре с нами некоторые философские положения, то не мы уже ясным и отчетливым образом должны доказать, что эти положения согласны с нашим догматом, а наш противник должен доказать, что они противоречат этому догмату.