Оракул

Ранним утром 27 апреля бронзовый ящик и некоторые предметы из лаборатории замка Альтайн были доставлены в штаб ВМС в Заснице. Оттуда Вайстор вылетел в Шлезвиг, где располагался штаб двенадцатой армии, и через час вместе с фельдмарашалом Кейтелем отбыл в Берлин, чтобы лично доложить фюреру о доставке сосуда с Копьем в Померанию.

К полудню 27 апреля в центре города появились русские танки, в раскаленном небе то и дело вспыхивали воздушные бои, но тем не менее Вайстор благополучно достиг Берлина, и летчик ВМС сумел посадить легкий самолет на площади вблизи Имперской канцелярии.

В обезлюдевшем бункере было особенно мрачно. Этой ночью из его стальных дверей вышел особый десант: двадцать пять молодых мужчин, одетых в штатское. Еще вчера они были адъютантами, приставленными к генералам и другим высоким правительственным чинам, теперь они скрытно покидали Берлин. Все они получили из уст фюрера особое задание, а может быть, и напутствие, которого не удостоились его генералы. Последним в этом списке особо доверенных лиц значился барон Хорст фон Вайстор.

На совещании в кабинете фюрера Вайстор впервые присутствовал как полномочный представитель СС. В былые времена он заметил бы на себе ревнивые взгляды партийных бонз: этот красавчик, образчик «новой породы», слишком скоро приобрел покровительство фюрера, но сегодня «главные наци» были подавлены.

– Часть гарнизона была снята для обороны Зееловских высот, и враг быстро нащупал эти бреши, – докладывал генерал Клаус, командующий резервной армией.

Его армия была сформирована для защиты немецкой территории и теперь почти полностью сосредоточена в Берлинском округе.

– С Силезского вокзала по ратуше и канцелярии бьют стенобитные орудия. Под огнем наших минометов русские смонтировали стальную колею и подвезли свои чудовищные пушки. Вес каждого снаряда около полутонны. За шесть часов тотальной бомбардировки на город было выпущено не меньше тысячи таких снарядов. В наших руках еще остаются Тиргартен и Правительственный квартал. Около полумиллиона немецких солдат и ополченцев готовы защищать столицу Рейха, но центр города на глазах превращается в развалины…

– Это пораженчество! – словно очнувшись, закричал Гитлер, – у нас большие преимущества перед наступающей стороной. Как можно забывать об этом? Вокруг рейхсканцелярии многоэтажные здания и массивные стены. Приказываю использовать бомбоубежища, подземные коммуникации и казематы! Наши мобильные группы будут возникать в тылу противника и наносить удары в спину!

Порыв фюрера быстро выдохся. Привычным жестом Гитлер отпустил генералов. В зале остался один Вайстор. Едва они остались наедине, Вайстор вскинул руку и почтительно опустился на одно колено.

– Встаньте, встаньте, – замахал руками Гитлер, – говорите о главном!

– Сосуд с Копьем Судьбы доставлен в Засниц. После церемонии в замке Пилигримов он будет погружен на борт вашей субмарины. Подлодка готова к отплытию, – Вайстор с надеждой посмотрел в измятое лицо фюрера.

– Вам выпала честь сопровождать талисман Четвертого Рейха! – Гитлер положил ладони на плечи Вайстора. – Я хочу, чтобы вы хорошо представляли, что за сокровище вы везете в Шангриллу. Когда-то этот древний наконечник перевернул всю мою жизнь. Впервые я увидел его в музее Хофбург, в Вене, – мечтательно говорил Гитлер, и его выпуклые глаза цвета темного пива смотрели куда-то поверх идеального пробора фон Вайстора, в стык стены и потолка, словно фюрер читал сквозь стены. – Я стоял перед витриной в Зале сокровищ Габсбургов. Надо ли говорить, что всю музейную мертвечину я считал ненужным хламом, от которого мне, именно мне, предстояло расчистить историю! Когда в зал вошла группа провинциалов и гид показал на наконечник копья, я разозлился. Вот тогда-то я и услышал слова, волшебно переменившие мою душу: «Тот, кто объявит это Копье своим и откроет его тайну, возьмет судьбу мира в свои руки для свершения Добра или Зла!»

– Это копье держали в руках цезари древнего Рима, король вестготов Одоакр и вождь Аларикс, Генрих Птицелов и Наполеон, – вещал гид.

Я приблизился к витрине, чтобы лучше рассмотреть реликвию. Почерневший от древности наконечник копья, довольно грубый и тяжелый, покоился на алом бархате. В центре было пробито отверстие, из которого торчал гвоздь.