Оракул

— А что вы кипятитесь, мужики, — пожал плечами Митрофанов. — Все русские — Иваны, а, следовательно, зачаты при участии Йо с помощью куя.

— Ну, с чьей помощью я зачат, мне и без тебя известно, — вскинулся Кравчинский. — Ты мне тут сексуальную политграмоту не излагай.

— Куй — это божественный огонь, — пояснил Кривцов. — Отсюда слово «кую» произошло и слово «кузница». Кую — значит, что-то делаю с помощью божественного огня. А Иваны мы потому, что Йоаны — первые перед Йо.

— Нет, ты посмотри, Ярослав, на этих сектантов! Это же темное царство. Да не было в русском языческом пантеоне никакого бога Йо! Ярило был, Перун был, Стрибог был, Даждьбог был.

— Йорало — означает «небесный пахарь Йо», а Даждьбог — Бог создатель Йо. Дед Йо — если угодно. А сектантов ты нам не лепи. Создатель Йо, он и до Христа был Создателем и им же остался.

В отличие от Кравчинского, Ярослав не возмущался, не протестовал, а терпеливо анализировал полученную от деревенских мужиков информацию. Детективу было совершенно очевидно, что Митрофанов с Кривцовым не сами все это придумали, хотя, надо признать, твердо усвоили полученный от кого-то урок.

— Так вы ведь, ребята, не первые здесь копаете, — охотно подтвердил предположение Кузнецова Митрофанов. — Много умнее вас здесь люди были. Вам бы с Ефросиньей поговорить. Она ведь из рода Глинских, а уж эти-то из йородов йороды. Мы-то по сравнению с ними простые Ваньки.

— Не такой уж ты и простой, — возразил Ярослав. — Одно не могу понять: я ведь тебя убил и по всем приметам закрыл— тебе дорогу в Каины, а ты мало того, что ожил, так опять к разбойному промыслу вернулся?

— Ранил ты меня, — возразил Митрофанов. — Йорода на этой земле убить нельзя, даже понарошку. А иных прочих действительно Йо таким образом спроваживает из этих мест. И никто из них сюда больше не возвращается. А вы вот вернулись, значит, свои.

— Но нас ведь никто не убивал, — возмутился Аполлон.

— Так потому и не убили, что вы йороды, — удивился чужой непонятливости Кривцов. — Были бы вы простыми людьми, вас бы давно послали отсюда давно испытанным способом.

— Значит, и ты участвовал в налете на Ефросиньину избушку? — спросил Ярослав у рыжего Кости.

— Йо лучше знать, кого к какому делу приставить, — ушел от прямого ответа Кривцов. — Все здесь делается его волей. Но от нашего разбоя ни одна живая душа ущерба не понесла. А для нас какой-никакой, но прибыток.

— Карету вы, значит, к рукам прибрали? — усмехнулся Кузнецов.

— Да что та карета, — махнул рукой Митрофанов. — Золотишка на ней было всего ничего. Одна слава, что императорская.

— А я слышал от одного человека, что из ваших мест ничего ценного вывезти нельзя? ,

— Обычному человеку нельзя, а йороду можно, — пояснил Митрофанов. — Конечно, с голоду мы тут благодаря Йо не пропадем, но ведь есть и другие потребности. Детей в городе надо учить. Либо каким-нибудь заморским товаром разжиться. Вот и обдираем, где можно, золотишко переплавляем и сдаем перекупщикам.

— А самогонный аппарат ты зачем у Ефросиньи украл, йородивый?

— Маху мы дали с Костей, — честно признался Митрофанов. — Думали, что тот аппарат волшебный напиток гонит. Выпил, понимаешь, стаканчик и запросто можешь с самим Йо разговаривать. Но, увы, самогон оказался самым обычным. Мы было и второй аппарат у нее умыкнули — та же картина.

— Нехорошо, — покачал головой Ярослав.

— Конечно, нехорошо, — согласился Митрофанов. — Но не все же бабам в нашем краю править. В других-то краях давно уже наступил патриархат. Хотелось нам с Костей напрямую с Йо словом перемолвиться. Да не выгорело дело.

Прямо надо сказать, что полученная от аборигенов информация показалась детективу с поэтом противоречивой. Особенно возмущался Аполлон Кравчинский, которого местные суеверия повергли прямо-таки в шок. Вернувшись к тарантасу, он долго разглагольствовал по поводу темного царства, которое, оказывается, никуда ни исчезало с нашей земли, несмотря на все усилия просветителей, и продолжает править бал в глухих лесных деревушках.

— Надо же людям как-то объяснить самим себе, что с ними происходит, — возразил поэту детектив. — Тем более что чудеса происходят на протяжении веков. Иначе как промыслом высших сил такое не объяснишь.

— Йороды, — покачал головой Кравчинский. — Чего только люди не выдумают. Хотя, надо признать, выдумали красиво.

После беседы с мужиками Кузнецов понял, что разговор с Ефросиньей будет куда труднее, чем он ожидал. Если эта женщина верит, что имеет дело с богом, пусть даже языческим, то переубедить ее будет крайне трудно. Религиозное чувство нельзя победить никакими аргументами. А здесь это чувство явно застарелое, передающееся из поколения в поколение и, вероятно, изломавшее не одну жизнь в роду Глинских — Ходулиных.