Оракул и его тень

Паучиха сузила глаза и нервно двигала жвалами. Амос сделал легкий поклон.

— Что ж, ты сам выбрал такой путь, Амос. — Она выпрямилась во весь свой рост, нависая над чародеем. — Я Таора. Да пребудет на моей стороне Предвечная матерь.

Она сделала поклон. Они оба встали в боевые стойки. Каждый ждал первого шага противника. С губ Михея снова слетел стон, и паучиха сорвалась с места. Амос отскочил вбок и сделал перекат по влажной земле.

Паучиха зацепилась за стену и снова прыгнула на Амоса, но тот быстрым движением проскользнул под ней. Кардиган на его теле становился все тяжелее от воды и грязи, пропитавшей шерсть. Это становилось помехой для перемещения. Таора проскользила по грязи и немного потеряла равновесие.

Амос отметил неуклюжесть ее действий. Она явно была ослаблена и немного дестабилизирована. Вероятно, после родов она не успела привыкнуть к новому весу, и это могло сыграть ему на руку.

Она снова и снова прыгала на Амоса. Оба стали уставать. Таора запрыгнула на стену и пыталась отдышаться. Амос, уличив этот момент, быстро достал из сумки ампулу с ядом. Он резко дернулся с места, куда сразу же приземлилась паучиха с громким рычанием.

Амос увернулся, но поскользнулся на грязи, и удар одной из ее лап пришелся ему по передней части левого бедра. Острый загнутый на конце лапы шип вошел в мышцу и резким движением был выдернут. Он почувствовал, как разрываются ткани от крючковатого когтя. Чародей сделал короткий вдох от неожиданной боли, давясь спертым воздухом пещеры. Он упал на землю и перекатился, пытаясь держать дистанцию между ними. Сдавленный стон вырвался из легких, когда он надавил рукою на рану, пытаясь остановить кровь. Соблазн опустить глаза и оценить серьезность ранения был велик, но он не смел отвести взгляд от противника.

На секунду его тень вытянулась, помогая ему подняться. Оказавшись в вертикальном положении, он был счастлив, что зелье стойкости все еще действует. Пока он все еще мог двигаться, хоть и через боль. Нужно было действовать. Времени совсем не оставалось. Он схватил из боковой сумки маленький пузырек с ядом. Амос уклонялся и пытался обмакнуть рапиру в яд, отчего Таора начала действовать агрессивнее. Ее выносливость была на исходе. К тому же она не хотела дать Амосу нанести яд.

После очередной попытки Амос смог смазать рапиру. Ампулу с остатками яда он кинул на землю. Теперь он был готов атаковать. Он бежал и резко развернулся. Ловким движением он снял с себя мокрый кардиган и кинул в паучиху. Это дало ему несколько секунд, чтобы нанести удар ей прямо в бок, под одной из лап. Он отскочил, запыхавшись. Паучиха завизжала и начала прыгать и беспорядочно бить воздух.

Амос пытался отдышаться, воспользовавшись моментом. С каждым движением боль становилась все невыносимее, а нога начинала неметь от недостатка крови. Его голова кружилась, и он понимал, что уже в скором времени потеряет сознание. Он прикоснулся ладонью к ране и, крепко вцепившись пальцами в края, зажег в руке пламя. С громким криком он упал на землю и быстро перекатился, надеясь меньше попасть под удар.

Паучиха среагировала на крик и рванула в его сторону. Сильный размашистый удар все же смог задеть Амоса, лежащего на правом боку в луже. Он почувствовал боль в левом боку и между ребрами. Паучий коготь зацепился за нижнее ребро и процарапал кость, чудом ее не выдернув. Боль была настолько сильной, что заставила его сложиться пополам.

— Элим! — Отчаянно крикнул Амос.

Элим появился из воздуха в довольно прозрачной форме. Он напал на паучиху и дернул за заднюю лапу, оттаскивая от Михея и Амоса.

Паучиха упала и взвыла, чувствуя крючковатые зубы в своей плоти. Ампула с остатками яда, валяющаяся на земле, разбилась под ее весом и вонзилась в брюхо. Она пыталась подняться, все еще сопротивляясь действию яда, но ее движения были замедленными. Она сильно моргала глазами, так как яд уже начал поражать зрение. Элим практически растворялся, но изо всех сил пытался ее удерживать, чтобы дать как можно больше времени хозяину.

Чародей держался за раненый бок и стонал от жгучей боли. Сил на то, чтобы прижечь новую рану, у него не осталось. Даже попытка зажечь крошечный огонек могла забрать последние силы Элима.

Он пытался подняться, смотря на извивающуюся паучиху перед ним. Ее лапы в судорогах подергивались. Таора все меньше сопротивлялась и все больше хрипела. Дыхание было со свистом и неприятным бульканьем.

Элим, потеряв оставшиеся силы, растворился.

Паучиха лежала на земле и приподнялась на руках, пытаясь встать, но лапы отказывались работать. Ее белоснежные волосы были испачканы в грязи и в ее собственной голубой крови. Она смотрела на Амоса в ответ снизу вверх и понимала, что больше никогда не встанет.

— Не убивай моих детей, Амос. — Ее голос был хриплым и булькающим.

Она смотрела на него с легкой надеждой и горечью.

— Не мое право убивать их. Это был честный бой, Таора.

Амос поклонился ей в знак признательности, даже через боль. Это был очень слабый поклон, немного напоминающий покачивание головы, но он был искренним.