Оракул мертвых

Золотас решительным образом и очень вежливо запретил Мирей заплатить ему за услуги. Он взял из вазы, украшавшей центр стола, свежую гвоздику и засунул ее в петлицу вместо прежней, несколько увядшей, поцеловал даме руку легким, изящным движением и ушел.

Мирей стало стыдно оттого, что она приготовилась сопротивляться грубым приставаниям развратника средних лет. Она взглянула на часы: приехав в Афины меньше пяти часов назад, она уже чувствовала, как ее подхватил поток, чье течение становилось все быстрее и быстрее. Она не знала, какой может оказаться его наивысшая скорость, далеко ли находится то место, откуда уже нет возврата, и даже не испытывала желания это узнать.

Она поджидала доктора Псарроса у двери его дома на улице Спецес. Он пришел по окончании своего дежурства в больнице, в половине шестого вечера.

— Почему вы интересуетесь профессором Арватисом?

— Все дело в одном исследовании: Арватис оставил статью огромной важности незаконченной, и мне бы хотелось узнать, чем он занимался в последние дни своей жизни. Вероятно, эти сведения на многое прольют свет.

— Мы можем пойти ко мне домой, — предложил Псаррос, роясь в карманах в поисках ключей, — или, если хотите, сесть за столик в той маленькой таверне и выпить чего-нибудь.

— О да, — согласилась Мирей, — я с удовольствием выпила бы стаканчик рецины.

— Итак. Прежде, всего я должен сказать вам, — начал свою речь Псаррос, — что ваш звонок час назад застал меня врасплох. Я уже почти забыл об том эпизоде. Ведь это случилось не вчера, с тех пор прошло десять лет.

— Да, ровно десять лет. Через пятнадцать дней будет годовщина битвы за Политехнический.

Псаррос скривился в гримасе:

— Битвы? Да ладно вам, сударыня, не говорите так. Обычная полицейская операция, направленная на наведение порядка в университете и на восстановление общественного порядка, который кучка преступников пыталась подорвать. А потом пресса раздула события, заговорила о десятках погибших, о сотнях раненых… Несколько контуженных, несколько разбитых голов — и больше ничего. Зато теперь смотрите, до чего мы докатились… Они хотели демократии? Они ее получили. Смотрите сюда. — Он принялся листать экземпляр «То вради», лежавший на столе. — Вот… Инфляция с двумя нулями, общественная задолженность вышла из-под контроля, коррупция, наркомания. Поверьте мне, когда армия управляла страной, такого не было. Молодые люди ходили стриженые и одевались прилично…

— Да, конечно, демократия сопряжена с определенными неудобствами… С другой стороны, именно вы, греки, более того — вы, афиняне, ее изобрели, если я не ошибаюсь, — заметила Мирей. — Но давайте лучше поговорим об Арватисе.

— Ах да, Арватис. Ну, я мало что могу рассказать. Я покопался в старой картотеке больницы и в записях своего дневника, который всегда веду. Так вот, Арватиса привез в больницу около двух часов ночи некий Аристотелис Малидис. Как выяснилось, его сотрудник, смотритель Департамента античных ценностей, служащий Национального археологического музея. Профессор находился в критическом состоянии — он пережил шок и был почти без сознания. Сердечный ритм — на грани фибрилляции, силы организма безнадежно истощены. Мы безуспешно пытались применить к нему интенсивную терапию. Он умер через час. Малидис, доставивший его к нам, больше не появлялся. Я дал знать полиции, капитану Караманлису. Павлосу Караманлису, если не ошибаюсь, потому что все эти обстоятельства показались мне весьма странными, но о результатах расследования мне ничего не сообщили. По правде сказать, я понятия не имею, было ли начато какое-нибудь расследование по данному поводу.

— Вы не знаете, где похоронен профессор Арватис?

— Нет. А почему вы спрашиваете?

— Не знаю. Мне хотелось бы по крайней мере выяснить, как он выглядел. Быть может, на могиле есть его изображение.

— Вероятно. На вашем месте я бы попробовал отправиться на городское кладбище Кифиссии. Вам известно, где оно находится? Нет? — Он достал из кармана ручку, взял бумажную салфетку и стал чертить на ней примерный план. — Вот, мы с вами сейчас здесь, вам нужно будет свернуть на бульвар и ехать по нему до конца, а после повернуть направо, вот сюда. На третьем светофоре — налево… — Он закончил рисовать свою маленькую карту, сложил салфетку и вручил ее Мирей.

— Доктор Псаррос, а проводилось ли вскрытие трупа?

— Я сразу же его затребовал, но на разрешение потребовалось какое-то время. В те дни везде царил такой бардак. И все же вскрытие делали. Я отлично это помню.

— И что оно дало?

— Удивительный случай: мы ожидали, что имеем дело с обширным инфарктом.

— Что же вы обнаружили?

— Ничего. Никаких сердечных нарушений.

— Чем же в таком случае была вызвана смерть?

— Остановкой сердца.

— Это мало что объясняет, насколько мне известно.

— Так и есть. Почти ничего.

— А вы что думаете?

— Ну… какой-то шок… В подобных обстоятельствах мало что можно сказать. Конечно, тот человек, который его привез… Быть может, он способен рассказать о том, что случилось на самом деле, но мне о нем ничего не известно. Возможно, капитан Караманлис его допрашивал… кто знает.