Оракул мертвых

Внизу под ним в нескольких десятках метров виднелась хижина с крышей, покрытой листами сланца, как у всех старых домов в этих краях. Стены были выложены из кирпичей без строительного раствора. Вокруг жилища стояли загоны для овец, коз, свиней, пары ослов, кур и индюшек, гусей, но слышались также крики других животных. Можно было подумать, что тут обитают обезьяны и попугаи, и нестройный хор криков зверей придавал этому месту мрачный колорит — казалось, сюда не ступала нога человека.

Караманлис уже готов был вернуться обратно, поскольку ветер как будто не рассеивал, а только сгущал облака, и мысль о необходимости задержаться здесь надолго вызывала у него ощущение глубокой тоски. Однако он остановился: дверь неожиданно открылась. Он подумал, что сейчас выйдет хозяин дома, но ничего не произошло — дверь открылась вовнутрь, за ней виднелось пустое черное помещение.

Караманлис спустился вниз и медленно подошел ко входу. Он спросил:

— Есть здесь кто-нибудь? Можно войти?

Ответа не последовало.

Он вдруг вспомнил, как его людей убили, заманив в уединенное и недоступное место. Вроде этого. Идиот. Идиот. Он по собственной воле пришел сюда, чтобы отдаться в руки мяснику?

По сути дела, его друг из министерства ни разу не выразил желания поговорить с ним о Богданосе, описать адмирала. Их дружба питалась лишь некоторыми суммами денег, которые он время от времени передавал приятелю, получая желаемые сведения доверенных лиц и информаторов.

Караманлис вынул из кобуры пистолет и спрятал его в карман, готовый при малейшей опасности открыть огонь.

Из дома раздался голос:

— Оружие тебе не поможет. Здесь тебе ничто не угрожает. Опасности поджидают тебя в другом месте…

Караманлис вздрогнул и подошел к порогу, заглядывая внутрь: у незажженного огня спиной к нему сидел человек. Слева от него на шесте возвышалась птица — сокол или коршун, у ног лежала большая серая собака и пристально, не мигая, глядела на вошедшего, совершенно неподвижно.

— Я…

— Ты — Таврос, ты стоишь во главе многих людей, но боишься остаться один, верно? Ты боишься остаться один.

— Вижу, кто-то уже рассказал тебе обо мне, — сказал Караманлис, снова убирая пистолет в кобуру под мышкой.

Собеседник обернулся к нему: у него оказались черные вьющиеся волосы и смуглая кожа. Длинные, сильные руки с нервными, вытянутыми кистями. На нем была традиционная одежда из плиссированной бумазеи, рубашка с рукавами-буф под телогрейкой из черной шерсти. Караманлис застыл в замешательстве.

— Ты назвал меня Тавросом. Это моя боевая кличка времен гражданской войны, следовательно, кто-то рассказал тебе обо мне…

— В каком-то смысле. Что ты хочешь от меня?

Снаружи внезапно померк свет, и собака жалобно завыла.

— Я ищу человека, которого долгие годы принимал за другого. Я не могу объяснить себе ни единого из его поступков, сколько ни пытаюсь, поскольку один противоречит другому. Его появление всегда сопряжено со смертью: она ему предшествует или следует короткое время спустя… — Караманлис поразился тому, что разговаривает с этим пастухом так, словно тот и вправду способен дать ему ответ. — Я знаю его только в лицо… такое лицо трудно забыть, кажется, будто оно никогда не меняется… как будто времени для него не существует.

— Есть люди, которых не портят годы, — ответил отшельник.

— Ты знаешь, о ком я говорю?

— Нет.

Караманлис мысленно отругал себя за доверчивость, понапрасну толкнувшую его в это забытое Богом место.

— Но я чувствую — он представляет для тебя опасность, — снова заговорил хозяин. — Ты можешь описать его мне?

— Даже более того, — ответил Караманлис, — я могу показать тебе его точный портрет. — Он вынул из кармана фоторобот и протянул его своему собеседнику. Тот взял листе изображением, но, казалось, даже не взглянул. Он положил его на стоявшую перед ним скамью и накрыл ладонью. Голос его внезапно исказился, стал глубоким и хриплым.

— Что ты хочешь от меня? — спросил он.

— Моя жизнь под угрозой, — сказал Караманлис. — Что мне делать?

— Ей угрожает тот человек. Я это знаю.

— Тот человек? А не другой? В прошлый раз он спас одного из моих людей…

— Он распоряжается смертью. Куда ты сейчас держишь путь?

— В Афины.

— Эта дорога не ведет в Афины.

— Я знаю.

— Каков твой дальнейший маршрут?

— Эфира. Полагаю, я отправлюсь в Эфиру, рано или поздно.

— Туда, где течет Ахерон. Там находится болото мертвых. Ты это знаешь? — Теперь в его голосе, казалось, звучала боль, как будто каждое слово стоило ему тяжкой жертвы.

— Знаю, так мне говорили, но именно туда ведет след, по которому я иду. Я сыщик и должен идти по следу, даже если он приведет меня в жерло ада… Не говори мне, что я должен там сдохнуть. Я хочу хорошо разыграть свою партию и не намерен сдаваться.

— Опасность… не… там.

Губы его стали белыми от высохшей слюны, рука, скрывавшая лист, покрылась потом. Животные в загонах притихли, но слышался топот копыт по каменистой земле, словно они метались в страхе из угла в угол.

Калликантарос снова заговорил: