Оракул петербургский. Книга 2

ОРАКУЛ ПЕТЕРБУРГСКИЙ КНИГА 2 МИСТИКА И РЕАЛЬНОСТЬ А.Г.ФЕДОРОВ

И услышал я голос с неба, говорящий мне: напиши: отныне блаженны мертвые, умирающие в Господе; ей, говорит Дух, они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними.

Откровение Святого Иоанна Богослова (14: 13)

Тетрадь первая: Приглашение на казнь

Да, Да, совершенно верно! Заголовок украден, похищен, слизан у одного из великих писателей современной эпохи. Признаемся, каемся, но продолжаем заимствовать литературную находчивость у мудрого из мудрых, у блестящего из блестящих! Правда, стоит оговориться: по началу асс эпистолярного творчества только подавал надежды на готовность взойти на Олимп литературного мастерства. Приходилось бороться с китами, бронтозаврами, корифеями, которые в изобилии селились на благодатных почвах зарубежной демократии, куда еще не дотянулись алчные щупальца большевистского аншлюса. Но в те времена коллеги были готовы подвинуть ногой только скособоченный табурет под седалище элегантного молодца, бодро бьющему копытом в почву литературного искусства. Лишь немногие провидцы величали его с потаенной завистью "будущим великим писателем". Согласимся воспринимать по этой схеме его имя, отчество, фамилию, сократив все это до скромной аббревиатуры – БВП. О причине такой настойчивости нетрудно догадаться, если прочитать до конца повествование и сопоставить некоторые факты.

Однако сейчас продолжим разговор не о печальной странице литературного плагиата, к которому решимся прибегать еще не однажды, а об иных явлениях, навеянных не столько превратностями мирской жизни, суетой, пустячностью бытия, сколько таинственностью всего мирозданья. Поговорим без пафоса и истерического восторга о Великом Переселении Душ, а заодно и о трансцендентальной миссии насекомых, домашних животных в жизни человека. Попробуем развернуть загадочное явление – доместикацию, но не в фас, а в профиль. Пусть не обижаются на нас латиняне за то, что их витиеватый термин domesticus будет трансформирован в бытовое понятие "одомашнивание", причем, поэзии, прозы, святости, истории и философии.

Для начала обратимся к таксам и кошкам. Именно они – эти преданные, однако не всегда правильно понимаемые загадочные существа, – сопровождали БВП, о котором идет речь, по жизни, помогая ему открывать в душе новые качества. В историческом преддверии главного разворота событий, начиная от рождения и до окончательной половой зрелости, таксы и гувернеры (если хотите, – гувернеры и таксы) с прекрасным знанием английского, немецкого и французского языков занимались воспитанием корифея литературы. Случайные, чаще дворовые, кошки в большей мере успокаивали ему душу, помогали осознавать грехи и каяться. Но лишь в зрелые годы, когда он сознательно оскандалил всемогущую женщину – прекрасное земное существо, он даст своей героине музыкально-поэтическое имя, навеянное, скорее всего, кошачьим "мя-у". Юной нимфетке, но с большими задатками к обыденному разврату, так свойственному кошкам, будет подарен вещий звук – продолжительный и многообещающе-легкомысленный, как нота "ля" (может быть – "ло", "ла"), тихо переползающий в указание – "ты", "тебя", "та".

Естественно, такой союз человека и домашнего животного длился не всегда по воле писателя (даже чаще – наперекор), с некоторыми перерывами-проплешинами, которые в реально-плотском виде отпечатались на его сильно поседевшей голове к закату жизни.

Бабочки – это уже иная сфера увлечений и психологических сублимаций, отреагирования, переноса, замещения. Ажурные существа, требующие известного усердия от нападающего, прежде, чем они позволят нанизать себя на прочный стержень, порхали от начала и до заката мирского бытия, являя собой феномен-стимул. Последний, чего греха таить, так необходим пульсирующей творческой натуре, возможно, глубокой в чем-то, но чаще – ветреной и зыбкой. Они навивали образы ностальгически-острые, изумительной красоты и печали: "Ясно молятся свечи, и по столу ночные ползут мотыльки". Или еще того больнее: "Одуванчик тучки апрельской в голубом окошке моем, да диван из березы карельской, да семья мотыльков под стеклом". Подобных поэтических фокусов накопилось знатное количество – вот вам еще один: "Бархатно-черная, с теплым отливом сливы созревшей, вот распахнулась она;.. крылья узнаю твои, этот священный узор".