Оракул Вселенной (Путь равновесия)

— Ты глуп. И мне стыдно, что у меня такое неразумное первое Я. Мне не приходилось встречать человека более мужественного, чем Чалмерс. Индивидуум, не испытывающий страха вовсе, ущербен точно так же как тот, кто лишен чувства боли. Смелым и отважным можно считать лишь человека, на поступках которого испытываемый им страх не отражается, а если и отражается, то изменяет их в лучшую сторону. Преодоление страха — суть смелости. И чем более эффективно преодоление, тем более высокой степенью отваги отмечен человек. А уж превратить опасность и ее страх в источник силы — это удел героев.

— У тебя, очевидно, очередной ностальгический приступ по пропахшим нафталином истинам с тысячелетней бородой?

— Истина — даже если она древняя, общеизвестная, банальная даже, — тем не менее истина. И если кое-кто начинает ее подзабывать, то нелишне напомнить…

— Хорошо. Я не об этом хотел вести речь. Но напоролся на твою вторую ипостась — язву, то бишь «Я Зорова Второе уязвляющее».

— Скорее «уязвленное», — буркнул Вяз. — Однако ты прав, настроение у меня ни к черту.

— Что так?

— Расставание всегда тяжело, даже если перспектива впереди будто бы неплоха.

— Ты говоришь загадками.

— Видишь ли, этот наш разговор будет… последним, Алзор.

— То есть… Не понимаю.

— У меня такое предчувствие. А может, в свете изложенного Эйфио, и знание. Точнее, предзнание.

— Нельзя ли подробнее? А то, признаюсь, у меня даже мурашки по спине побежали…

— Каким-то образом я знаю, что события скоро пустятся вскачь и захлестнут тебя — настолько, что тебе будет не до глубокомысленных диалогов со вторым срезом твоей души… или твоей первой производной… со мной, короче. А затем произойдет некий качественный скачок, и я стану тебе не нужен… точнее, ты поглотишь меня, как и свое третье «я», и все остальные, о которых пока можешь только догадываться. Меня это и радует, и огорчает одновременно… Такие чувства могла бы испытывать мыслящая гусеница перед превращением в куколку.

— Куколка затем, как правило, превращается в красивую бабочку, — заметил Зоров.

— Поэтому я и говорил о радости. Но, как мне кажется, ты хотел потолковать о другом.

— Даже не знаю теперь… Слово «последний» настроило меня на минорный лад.

— Ерунда. Начнем с того, что мое мнение не есть истина в последней инстанции. Не исключено, что я ошибаюсь и нам предстоит еще множество приятных диалогов. О чем ты хотел поговорить? О том, что произошло после возвращения с Земли?

— Да. И особенно — о разговоре с членами Круга. Пожалуй, тогда я пережил самое большое потрясение в жизни.

— Уверен, не последнее. У тебя еще все впереди, как в песне поется. Но что же из услышанного поразило тебя больше всего?

— Трудно даже ответить однозначно… Пожалуй, история Августа Кауфмана и его поразительное «Завещание». Как физика, меня захватил рассказ Эйфио о Мак-Киллане и его теории. Ибо если она верна, то является самым грандиозным достижением человеческого разума за всю историю существования нашей цивилизации. Кауфман и Мак-Киллан! Два таких ярчайших гения — и их загадочная гибель, от которой веет холодком потустороннего, как и от зловещего словосочетания «фактор Кауфмана»… Ты знаешь, он ведь и меня коснулся.

— Знаю. Ты — значит, и мы все, твои производные, — был на волосок от смерти.

— Ничего, Вяз, прорвемся. Против лома нет приема, окромя другого лома, как говаривали мои предки. Плохо только, что о грозящем ломе почти ничего не известно. Хуже всего, что не знаешь, в чьих руках этот лом…

— А вот это тебе, уверен, предстоит выяснить на Планете Карнавалов. Так сказать, конкретно. Потому что в общем виде суть явления под названием «фактор Кауфмана» должна разъясняться в теории Мак-Киллана.

— Не сомневаюсь, милый Вяз. Вот только теория не дошла до нас, в силу все того же злополучного «фактора».

— Рано или поздно теория будет восстановлена. Над этим, как ты знаешь, работают, притом очень упорно. Кстати, ты бы не желал испробовать свои силы?

— Нет. Пока, во всяком случае. Передо мной сейчас только одна цель — Планета Карнавалов. Остальное второстепенно. Хотя я бы покривил душой, если бы утверждал, что никогда не пытался облечь качественные положения и выводы в стройный ансамбль математических абстракций. Пока без особых успехов, но кто знает… И вот еще что: на меня исключительно сильное впечатление произвел тезис Мак-Киллана о неизбежном слиянии двух великих путей познания сущего — пути духовного и пути физического. И если мне и суждено внести свою лепту в воссоздание теории Мак-Киллана, то я отнюдь не убежден, что произойдет сие на традиционном для меня физическом пути. И оставляя пока в стороне любые математические абстракции, хочу сказать еще несколько слов о картине мира по Мак-Киллану. В дополнение к тому, что услышал от Эйфио.

— Во мне ты найдешь очень внимательного и заинтересованного слушателя.