Оранжерейный цветок (ЛП)

— Если тебе предложат кокаин, — говорю я ей, — просто откажись, хорошо?

Она большими глазами сначала смотрит на даже не вздрогнувших стилистов, затем снова на меня. В высших кругах многие принимают кокаин, это их любимый наркотик. Мне было пятнадцать, когда я впервые попробовала его на Неделе моды. Какой-то парень потряс маленьким пакетиком передо мной со словами: «Это взбодрит тебя».

Две дорожки спустя я официально окунулась во взрослую жизнь — или как мне, по крайней мере, казалось.

Кристина поняла — никого на самом деле не волнует мое открытие о распространении кокаина в нашем бизнесе — и кивнула: — Да, хорошо.

Я откидываюсь на спинку стула, как только визажист подходит ко мне. Со мной работают сразу два стилиста — а это двойная ответственность. Девушка поворачивает мое лицо и неодобрительно смотрит на мои мешки под глазами.

В это же время мой желудок издаёт громкое журчание. Стилист протягивает мне батончик мюсли.

— Просто съешь пару кусочков, — говорит она. — Позже сможешь устроить свидание с унитазом.

— У меня нет проблем по типу булимии, — говорю я, — или анорексии.

Чувствуется, что визажист слушает меня слишком внимательно. Иногда я забываю, что они могут продать любую информацию глянцевым журналам. Их слова подпишут как «внутренний источник».

— Спасибо за батончик, — говорю ей. И поскольку сейчас я очень сильно голодна, я принимаю батончик.

Чувствую как мой желудок медленно поедает сам себя. Это одна из главных причин, почему я хочу бросить модельный бизнес. Мое здоровье и так пошатнулось из-за проблем со сном, добавьте ко всему этому ещё и голодание — какой вред это все может нанести моему организму.

Я откусываю кусочек зернистого батончика, который на вкус больше похож на древесную кору нежели, чем на арахисовое масло и миндаль. Кристина освобождается раньше меня, так как прическу на ее волосы делать гораздо меньше. Я же застряла здесь ещё на два часа, клянусь. Ну хотя бы визажист присоединилась, чтобы помочь быстрее сделать мою прическу. Я и сама пыталась заплести косичку у моего лица, но стилист шлепнула меня по руке.

На стул рядом со мной садится кто-то другой. Это парень-модель с полной корзиной фруктов в руках. Он замечает батончик мюсли у меня в руке.

— Откуда ты это взяла? — завистливо спрашивает он.

— У лесного народа, — отвечаю я, откусывая ещё кусочек, затем я передаю батончик ему. — Что не так с фруктами?

Он откусывает кусочек мюсли и откидывается на спинку стула, словно сейчас он находится в раю. Его действие заставляет меня улыбнуться — это первая моя улыбка с тех пор, как я приехала в Париж.

— Углеводы, — отвечает он на мой вопрос. — Кейтеринг агентства предполагает только фрукты и свежие овощи, — он делает глоток воды. — Нам сказали, мы можем есть, что захотим. Но либо какой-то негодяй съел все крекеры и сэндвичи, либо меня обманули.

— Они не хотят, чтобы мы переедали, — говорю я. — Но иногда тут бывает еда и получше.

— В прошлом году, — говорит он, кивая. — В прошлом году было лучше. У них были маффины.

Я стону.

— Ни слова о маффинах.

— Чернично-банановые.

— Ты жестокий, очень жестокий человек… — я замолкаю и внимательно смотрю на него, понимая, что раньше с ним не встречалась.

— Йен, — представляется он, еще раз кусая батончик. Он мускулистый, а не тощий, как остальные парни. Его красивое лицо напоминает греческую статую. Кажется, я видела его в рекламе мужского парфюма. Парень протягивает батончик обратно мне.

— Доешь его, — говорю я.

— Тогда предлагаю обмен, — он протягивает фрукт. — Это не маффин, но все же, — на его лице появляется великолепная улыбка. И конечно же, он улыбается идеальной улыбкой с белоснежными зубами.

Мне нравится этот парень. Он говорит на моём языке еды.

— Я возьму, — мы обмениваемся. — Я Дэйзи, кстати.

— Я знаю. Думаю, я сегодня сидел на твоем лице на автобусной остановке.

Я притворно ахаю.

— Ты сидел на моем лице? Невозможно. Я не позволяю незнакомцам подобное.

Он смеётся. Стилист распыляет синюю краску ему на волосы. Дизайнеры — сумасшедшие люди. Я знаю наверняка, Роуз — одна из них. Однако ее сюда не пригласили. Она все еще работает в Филадельфии.

— Итак, — говорит Йен. — Я метр восемьдесят семь, мне двадцать пять, у меня тёмные волосы и голубые глаза… — он наклоняет голову в мою сторону, когда стилист останавливается, чтобы опять взять баллончик с краской. — Я могу перечислить все свои параметры, но что-то мне подсказывает, что тебе плевать на размер моей груди, — его слова напоминают мне о подобном разговоре с Райком. Он пытался уговорить меня съесть торт.

— В отличии от меня, твои бедра не нужно измерять по утрам.

— Это можно исправить, — говорит он. — Ты будешь есть этот, чёртов торт, если я измерю свои бедра?

— И свою задницу, — говорю я.

— Ты хочешь знать размер моей задницы? — его бровь поднимается.

— Ага.