Я не должна снова поднимать эту тему, но все же: — Я видела, как ты доставляешь удовольствие другой девушке, — боль снова пронзает меня изнутри, мои желудок скручивается от одного только образа. — Ты поцеловал ее колено. Ты смотрел на неё так, будто она прекрасна…
Он закрывает мне рот своей большой ладонью.
— Черт, прекрати, — парень, который пробегает марафоны, парень, который взбирается на гору в считанные секунды, сейчас тяжело дышит. — Я с ней не спал, но я не могу изменить то, что ты видела. Я бы хотел, черт возьми, но это не в моих силах.
Он все еще держит ладонь на моих губах.
— Я игнорировал кучу дерьма в своей жизни, но я не хочу игнорировать единственную хорошую вещь, что у меня есть. Это слишком больно, — он смотрит на меня проницательным взглядом, моя же грудь наполняется чем-то чистым и теплым. — Я поцеловал тебя сегодня, потому что хотел, чтобы твои губы прикасались только к моим. Отныне и навсегда. Вот такая гребаная правда, — и он опускает свою руку.
Мое сердце бешено колотится в груди. Оно никак не может успокоиться.
— Что насчет твоего брата? — задаю я самый главный вопрос на миллион. — И моих мамы… и папы? — они — самые серьёзные препятствия.
— Это зависит от тебя, — отвечает он. — Мы можем им сказать, или же мы можем оставить все между нами, и рассказать, когда разница в возрасте не будет иметь для них большого значения.
— И когда же это будет?
Он качает головой.
— Я не знаю. Может, когда тебе будет двадцать.
Он кивает, кажется, ему стало легче от моего ответа. Не думаю, что он готов ругаться со своим братом. Райк немного отступает, но глядя на меня кривится. Такое же выражение у него было, когда я заговорила о Йене.
— Сейчас я объясню тебе все ещё раз, — говорит он, — потому что я все еще переживаю, черт возьми, что ты не понимаешь, чего я хочу.
Я улыбаюсь.
— Ладно.
— Мы вместе, — прямо говорит он. — Я не собираюсь быть с кем-то, кроме тебя. Даже если никто не будет об этом знать. Мы не встречаемся с другими людьми даже для видимости. Пусть думают, что мы одиноки.
Я киваю.
— Мне нравится.
И тут его телефон жужжит. Райк раздраженно достает телефон. Он снова отклоняет вызов.
— Нам нужно подняться в твой номер.
Я наклоняю голову и игриво улыбаюсь.
— Как прямолинейно с твоей стороны.
— Остроумно, — говорит он. — Но мы не будем трахаться. Мы встретимся там с двумя людьми.
Я хмурюсь: — Что?
— Я прилетел не один.
И тут мой желудок скручивается, а глаза расширяются.
— Ты думаешь, я мог полететь проверить как ты, не вызывая беспокойства у других?
Они читают новости тоже. Они узнали, что меня выкинули с показа коллекции «Havindal».
— Кто? — спрашиваю я. — Кто ещё прилетел?
Он прикасается к моей спине и направляет меня к лестнице.
— Сюрприз.
Я люблю сюрпризы.
Но этот будет не из приятных, это точно. Остаться наедине с Райком — звучит как горячий, страстный отпуск. Добавь к нему моих сестер или его
И сейчас я осознаю, что это начало чего-то нового.
21. Райк Мэдоуз
Ло вскидывает руки, когда видит приближающихся нас.
— Я звонил тебе десять раз. Где, твою мать, ты был?
Я указываю на Дэйзи, она стоит на достаточном расстоянии от меня. Хотя я бы предпочел вернуться на лестничную клетку и держать ее в своих руках.
— Я пытался найти ее. В номере ее не было.
— Я пошла к торговым автоматам, — говорит она, скрывая ложь под яркой, ослепительной улыбкой.
Ее слова немного расслабляют Ло. Он выглядит как чертов ребенок девяностых с бейсболкой, надетой козырьком назад. Отчасти он так одевается, чтобы замаскироваться от людей, не то чтобы ему это помогает. Его выделяющиеся черты лица заинтересовывают людей, на него обращают внимание даже мужчины-модели.
— Вы прилетели проведать меня? — спрашивает Дэйзи, ещё больше расплываясь в улыбке и подпрыгивая на месте, когда мы останавливаемся у двери в номер отеля. Она смотрит на другого человека, стоящего рядом с моим братом.
Коннор Кобальт собственной персоной.
Мы прилетели сюда на самолете его компании.
И мы находимся совершенно в новой и непривычной для всех нас ситуации — мы втроем наедине с Дэйзи. Обычно с нами Лили, а не младшая Кэллоуэй.