Следующие события вспышками проносятся перед моими глазами. Я наблюдала за двумя большими парнями: они стояли на тротуаре и кричали, затем они начали друг друга толкать в грудь. Один занес руку для удара, и вот я уже в центре урагана из пьяных мужчин, которые дерутся друг с другом. Я тут же оттолкнула Кристину назад, а мои волосы зацепились за молнию чьей-то куртки. Меня понесло назад.
— Райк, — страх, что я испытала, когда упала на тротуар, возвращается, и звук кардиомонитора начинает в ускоренном темпе издавать
— Дэйзи, посмотри на меня, — говорит Райк. Его рука скользит по моему бедру, крепко сжимая меня.
Я встречаюсь с его обеспокоенным взглядом, и именно в тот момент последнее воспоминание вспыхнуло в моей памяти. Я поднялась с земли.
— Я видела тебя, — шепчу я. — Ты был там, — я помню, как мы встретились взглядом. Его глаза были полны гнева, отчаяния и пронзительно-жгучей боли.
Он кричал мое имя. Но я услышала его лишь раз, прежде чем что-то твёрдое ударило меня по лицу.
Впервые я поднимаю руку, чтобы дотронуться до своего лица. Но единственное, что я чувствую — пластырь или марлю, не знаю. И что бы ни скрывалось под этим — именно оно причиняет мне боль каждый раз, когда я начинаю улыбаться.
— Делай глубокие гребаные вдохи, — говорит Райк, поглаживая мою руку.
Кто-то дважды стучит в дверь, и она открывается. И заглядывает медсестра в розовом халате.
— Дэйзи, ты проснулась, — она улыбается, потом поворачивается, чтобы сказать что-то рядом стоящему. — Ты можешь сказать ее друзьям? — она закрывает дверь за собой и подходит ко мне. — Меня зовут Джанет. Как ты себя чувствуешь?
Она наливает стакан воды и протягивает мне. Я делаю глоток и отдаю стаканчик Райку.
— Можно мне зеркало? — спрашиваю я.
Я не могу выразить свои чувства словами, единственное, что я точно чувствую — панику. Мне просто нужно сначала увидеть своё лицо, чтобы понять бурлящие во мне эмоции.
— Хочешь, чтобы я сначала позвонила больничному психологу?
— Райк, — я поворачиваюсь к нему с широко открытыми глазами.
— Вы можете просто дать ей зеркало? — спрашивает он у Джанет, пристально глядя на неё.
Она кивает.
— Хорошо, — Джанет осторожно достает зеркало из ящика и протягивает его мне.
Я поднимаю зеркало к лицу.
Повязка покрывает мою левую щеку до самой челюсти. Моя губа опухла, а под глазами образовались тёмные синяки. Я выгляжу… ещё хуже, чем Райк. Неудивительно, что он смотрел на меня, словно думал: «
Я начинаю открывать пластырь, чтобы снять повязку, но Джанет останавливает мою руку.
— Не трогайте.
— Мне нужно посмотреть.
Я даже не знаю,
И тут заходит другая медсестра в голубом халате вместе с Ло и Коннором.
— Хей, — говорит Ло со слабой улыбкой на лице, — Как ты? — он дотрагивается до моей ноги. Хотела бы я ему улыбнуться в ответ, но это очень больно.
— Нормально, — отвечаю я.
Коннор просто кивает.
— Кто-нибудь рассказал тебе, что произошло?
— Вроде того, — бормочу я. — Я хочу увидеть, что случилось с моим лицом.
— Она не знает? — хмурится Ло и сердито смотрит на Райка, словно это его вина.
— Мы как раз шли к этому.
— Позволь мне помочь, — говорит другая медсестра, подходя к кровати. — Нам в любом случае нужно сменить повязку.
Райк встает с кровати, пока обе медсестры возятся вокруг меня. Он подходит к Коннору и Ло, которые стоят у изножья кровати. Мое сердце бьется все
Джанет медленно снимает повязку, которая покрывает пару швов… нет, подождите,
— Была глубокая рана, — объясняет она самым добрым голосом. — Тебе сделали МРТ. Все в норме. Доктор сказал, возможно, у тебя лёгкое сотрясение, но в остальном через две недели ты будешь в порядке, никаких швов. Останется лишь…
— Шрам, — заканчиваю за неё. Они освобождают мою щеку от пластыря и марли, и вот что я вижу: покрасневшая рана тянется от виска к подбородку по всей щеке. Я провожу языком вдоль десны, ощущая тыльную сторону швов, словно моя щека была разрезана насквозь.
— Как…
— Тебя ударили огромной палкой. Врачи думают, что на ней было что-то острое. Это и порезало твоё лицо.
— Тебе сделали прививку от столбняка, — заверяет меня медсестра в голубом халате.
После говорит Джанет: — Мы можем пригласить психолога.
Потому что шрам останется навсегда. Потому что я больше никогда не буду той милой Дэйзи Кэллоуэй, которую печатают на разворотах журналов или приглашают на подиумы. Я больше не модель.
Я больше не тот человек, каким мама так старательно пыталась меня сделать.