Оранжевая электричка

– Живешь, как африканский вождь, – ныл он. – Делаешь что хочешь. Захотел – в трусах ходишь, захотел – фрак надел, и ни одна тебе зараза ничего не скажет. А у меня каждый день под контролем. Даже газету выйти купить – целая проблема… Ты должен одеться соответствующим образом, «чтобы перед людьми не стыдно было», потом должен пройти таможенный досмотр, зараза такая, больше десяти копеек брать нельзя, телефонов при себе никаких не иметь. Придя домой ты должен дыхнуть и отчитаться за десять копеек. Причем подо все это подведена теоретическая основа. Мужчина, дескать, не должен иметь «личные» деньги, ибо они неизменно ведут к «разврату личности»… Кроме того, мужчина все свое свободное время должен отдавать семье. Вот я, как идиот, сижу или дома, или в гостях у Папаши… А этот Папаша ее – зараза, каких поискать. Ему уже давно надо в лучший мир перебираться, а он все о власти и почестях думает. Прямо-таки помешался на власти и почестях. Работает директором, а все мечты его, зараза, в министерстве. И дочка, зараза, вовсю взялась плести паутину. Вот сидят все вечера и плетут, плетут, заразы такие. Папаша и дочка, паук и паучиха, заразы такие. На мне они свои теории проверяют. Сядут, заразы, чай пить, лакают сами чай, а меня заставляют что-нибудь изображать, кого они опутать хотят. Игра у них, зараз, такая. Вопросы мне задают, капканы ставят, а я из этих капканов выбираться должен. Вот такие у нас игры, холостяк. Ловко ты меня обошел, холостяк, с этой женитьбой.

– Я тебя не обходил.

– Брось… хитрый ты, зараза… Подсунул мне эту Рыжую… Усек сразу, что к чему, и подсунул. Ведь усек? Признайся.

– Ну… усек.

– Вот видишь! – обрадовался Димка. – Подлый ты человек, холостяк. Подсунул другу заразу.

– Во-первых, ты мне никогда другом не был, во-вторых, ты сам стремился к этому.

Завлаб сник.

– Стремился… Это верно… Стремился, идиот такой… Променял волю на золотую клетку… Ладно, сегодня и я холостяк, сегодня развлекай меня…

Этот день они провели отлично. Пили шампанское в кафе, ходили смотреть замороженной рыбе в глаза, познакомились с девушками, угощали их мороженым, опять пили шампанское, потом в сквере начали готовиться к поездке в Африку, но лиан не было, а ветки деревьев не выдерживали тяжести их тел, откуда-то взялась милиция, и пришлось срочно убегать назад в квартиру, бросив девушек.

Включили телевизор, пожарили яичницу с салом. Завлаб вдруг начал мрачнеть, а когда Петр Кириллович открыл окно и комната заполнилась майской сыростью – холодно запахло белой сиренью, петуньей и донеслось из сквера пение соловья, – совсем сделался угрюмым.

– Слушай, – сказал он. – Давай меняться. Езжай к Рыжей, женись на ней, а я останусь здесь… И должность мою, заразу, забирай себе…

– Чужих жен и должностей не отбиваем, – сказал Петр Кириллович.

– Так я сам отдаю их, зараз, чудак.

– Нет уж, спасибо.

– Нет, правда, возьми.

– И не подумаю.

– Ты же ей нравишься, холостяк. Честно. Однажды она даже твое имя во сне назвала. Не веришь? Я ей наутро скандал закатил. Понарошку, конечно… Ругаюсь, а в душе смеюсь. Вот бы, думаю, здорово было, если бы, зараза, она за Коньшина замуж вышла. А должность завлаба для тебя им с Папашей, заразам таким, раз плюнуть сплести. В общем, я отсюда, холостяк, никуда не поеду.

Разговор, конечно, шел в шутку, они здорово были навеселе, во всяком случае Коньшин вел его в шутку, поэтому для него все дальнейшее получилось очень неожиданно.

Петр Кириллович стоял в прихожей и набирал номер телефона одной своей знакомой, как вдруг из кухни выскочил завлаб, обежал вокруг своего заместителя, открыл наружную дверь и ударом плеча вышиб Коньшина на лестничную клетку.

Щелкнул замок. Сверху упал кусок штукатурки. Стало тихо.

Петр Кириллович стоял на лестничной клетке в банном халате и тапках на босу ногу. Он ничего не понимал. Потом до его сознания стал доходить коварный замысел начальника. Димка захватил его собственную квартиру, чтобы толкнуть в объятия Рыжей Доцентши. Ах, негодяй!

Петр Кириллович разбежался и ударил плечом дверь. Никакого результата. Два замка держали дверь прочно.

– Эй! – крикнул Коньшин. – Эй, открой! Слышь, кому говорю!

Ни звука. Петр Кириллович из всех сил забарабанил кулаками:

– Открой! Пошутили – и хватит!

У соседей, кажется, заскрипели половицы. Наверно, кто-то смотрел в глазок. Если появятся соседи, трудно будет объяснить ситуацию. Неожиданная мысль пришла Петру Кирилловичу. Он сунул руку в карман халата, вытащил кучку мелочи: как-то расплачивался за телеграмму наложенным платежом от неизвестного человека, захотевшего переночевать у Коньшина, да так и оставил в халате сдачу. К счастью, там было несколько двушек.

Петр Кириллович, бормоча ругательства в адрес своего начальника, пошлепал к автомату на углу и набрал свой номер. Завлаб тотчас же взял трубку.

– Алле! – сказал он уверенно, словно из своей квартиры. – Коньшин слушает.

Петр даже растерялся. Ну и наглость!

– Слушай, хватит валять дурака. Я замерз.

– А… это ты? Не уехал еще?

– Кончай, мне спать хочется.