Оранжевая электричка

Все это произошло так быстро и бесшумно, что покой этажа не был нарушен, ничье внимание не привлеклось, ни одна дверь не открылась. Только один Коньшин стоял, задыхаясь, возле нелепо выглядевших в коридоре кроватей. Студент даже не успел снять очки и убрать с груди толстый учебник, а старичок вытереть слезу.

– Что случилось? Кто это? – спросил Петр Кириллович шепотом.

– Реаниматоры – ответил студент. – Ваш знакомый… Только что… Начали готовить к операции… Это бывает перед операцией… От волнения…

– Значит, все…

– Иногда спасают… Прямой спазм… Рассекают клетку и руками… Им все можно… Человек-то все равно умер… Жестокие ребята… эти реаниматоры… Иначе нельзя… Жестокость во имя милосердия.

Студент снял очки и стал протирать их концом пододеяльника.

– Не надо было соглашаться на операцию-то, – сказал пчеловод, не открывая глаз. – Пожил бы еще чуток. Ночь бы еще, может, пожил.

– Какая разница? – проворчал студент ровным голосом – Ночь, две. – Видно, они уже не раз говорили со стариком на эту тему.

– Большая разница… Очень большая. – Старик открыл глаза. Они оказались очень ясными, неожиданно молодыми, хотя и выцветшими, как уже завядший василек. – Минута, и то интересно. Как свет на стене лежит… Как муха пролетела… Кто в палату войдет… Все неожиданно… странно… любопытно. Ты не поймешь… Молод еще…

– А вы слишком стары, вот вам все и интересно… С самого начала…

– Хочешь сказать, что я в детство впал? Точно. Ребенок всему удивляется. Потому что видит впервые. А я потому, что в последний раз… Ты в серединке сейчас… Возраст сомнения… Своего опыта не нажил, а чужим словам не веришь. Потому тебе жить надо. Отложи книгу-то… О жизни подумай… Дух свой укрепи… Медку моего выпей… Сразу силой нальешься… Пчела-то от каждого цветка силу берет…

Старик устал и замолчал. Студент надел очки, привычно потянулся к книге, но передумал и стал прислушиваться к тому, что делалось в палате. Там было тихо.

– Не мог он от волнения, – сказал сам себе Петр Кириллович. – Он спокоен был… Он сам своему сердцу остановиться приказал. Он его любил. Потому и пожалел. Не хотел под нож…

– Ну и дурак, что остановил, – буркнул пчеловод. – Пожил бы еще чуток. Пока до операционной везли – пожил. И то радость… И то спасибо…

– Черт знает что за философия… – Студент подтянул к себе книгу. – Рабская какая-то философия…

– Ишь щедрый какой… Часа ему не жалко… Еще успеешь там… Там часа этого никто не даст.

Вдруг дверь палаты распахнулась, и кто-то полный в белом халате вышел торопливым шагом, по походке было похоже, что начальник.

Коньшин невольно заглянул в дверь. Синие люди сгрудились вокруг кровати Ивана Ивановича и ничего не делали. У них были усталые, БЕЗНАДЕЖНЫЕ ПОЗЫ. Тот, кто бежал первым, Коньшин узнал его по широким плечам, держал в поднятой вверх руке что-то окровавленное. Резиновая перчатка, длинная, почти по локоть в крови.

ЭТО БЫЛО СЕРДЦЕ ИВАНА ИВАНОВИЧА.

– Глядите какое, – сказал широкоплечий.

– Напряженно жил, – сказал второй.

– Надорвался, – добавил третий.

– В норме парень был, – широкоплечий опустил руку. – Я заметил: у кого сердце большое – в норме парень. У злых, завистливых – сердечки как у кроликов.

Реаниматоры промолчали. Это было молчание согласия. Наверно, это так и было Уж кто-кто, а эти люди в синем знали толк в сердцах. Петр Кириллович тихо закрыл дверь.

– Ну… счастливо вам, – сказал он старику и студенту.

– Спасибо… И тебе… не попадай сюда, – сказал студент.

– А если попадешь, так живи каждую секунду, – добавил старик.

– Привет, ребята!

Коньшин обернулся. Сзади стоял еще не старый человек с раздутым портфелем.

– Говорят, у вас место освободилось? Третьим возьмете? – Человек улыбался.

– Давай, – сказал студент.

МОКРЫЙ ОВРАГ

Петр Кириллович проснулся от запаха гари. Солнце уже скрылось за дубравой по ту сторону реки, и там клубился туман. Дымилось все: лес, речка, луг, березки возле поляны стояли в тумане, поблескивая голыми коленками. Туман подкрадывался даже к дастархану, и банки с консервами в дальнем конце парили и казались горячими.

Все запахи исчезли, кроме запаха гнили, мха, сырости и гари. Откуда запах гари?

Коньшин встал на колени. С него свалился влажный, тяжелый от тумана ком – Светина кофта. Коньшин оглянулся. Светы не было. Ушла к реке мыть посуду? Наверно… Сколько же он проспал? Полчаса? Два часа? Димка так и не приехал… Наверно, не нашел…

– Эй! – крикнул Петр Кириллович. – Све-та!

Крик полетел в сторону реки быстрым лезвием, распарывая туман, но потом все стало больше и больше запутываться в мокрых нитях и упал неподалеку тяжелым, сочащимся влагой комом.

Петр Кириллович с трудом поднялся на ноги: его тело затекло и онемело.

Гарью тянуло от потухшего костра.

Под старой березой валялся раздавленный ботинком красавец-гриб. След от большого ботинка.

Значит, тут кто-то был?

Сердце рвануло вверх, потом упало. На него навалился страх, не давая подняться.

– Све-та! – опять крикнул Коньшин, невероятным усилием вырывая сердце из плена страха, и опять его крик не пробился далеко, а упал в траву и разбухшим клубком шерстяных ниток лениво скатился к воде.