Оранжевая комната

Он нехотя отрывался от монитора и, не торопясь, шел на зов. И после каждого возвращения менялся в лице. Выглядел ребенком, которого погладили по голове. С сияющим взглядом и осторожной улыбкой. С такой же улыбкой он откликался и на мои просьбы. Восстанавливал потерянные файлы, копировал фотографии, запускал новую программу, форматировал текст, считал знаки, листал страницы…Я не успевала даже сформулировать, в чем нужно помочь. Просто надувала губы и тоном капризного ребенка тянула слова: «ну, вот, опять…». И он был у моего стола.

Мне это понравилось, и я наградила его комплиментами. Сказала, что он единственный в моей жизни компьютерщик, который не отказывает в просьбе и не грузит меня излишними знаниями на техническую тему. Он поправил галстук и склонил на бок голову. Будто прикоснулся к теплой подушке. На лице появлялась блаженная улыбка. Как во сне.

Теплое чувство свернулось комочком и улеглось на том самом месте, которое у меня называется душа. Это в ложбинке, под грудью. Задумалась. Может быть, это не любовь, а благодарность. Пока я думала о природе этих чувств, вихрем ворвалось другое. Сексуальное. Мне хотелось к нему прикоснуться. Когда водил мышкой по столу, натолкнулся на мою руку. Отдернул, будто обжегся. В глазах – приглушенная страхом радость. Отвел в сторону глаза и сел на свое место. Потом куда-то в монитор прошептал:

– Моя жена тоже плохо разбирается в компьютере.

Из этих слов сплелась тишина.

Продираться через нее не хотелось. Схватила сигарету и убежала на улицу. Солнце будто выключили. Небо морщилось от отвращения. Длинные сосульки угрожающим перстом висели над самой землей.

– Интересно, для кого он это сказал? – едва успевая за мыслями, завела я диалог со своим Я. – Для меня? Я и без него знаю. Для себя? Он, по-моему, помнит об этом лучше меня. Тогда что это? Барьер? Точка? Намек? Чувство вины? Но я же не собираюсь его разводить! А он об этом знает? И что, сказать? Я же ни словом, ни намеком… А чувства? Это не спрячешь. Особенно его. Все на лице. А мои? Тоже на лице. Я чувствую, что он чувствует. Страх. Растерянность. И нежность. Да, нежность. Именно так он ко мне прикоснулся. И не случайно. Специально. И что мне теперь делать? Делать вид, что ничего не произошло? А что произошло? Ничего. Ничего и не может произойти. Он как большой плюшевый медведь. Теплый, добрый, домашний. Но сидит он не на моем диване. Ну и пусть сидит.

Вернулась на место и сделала строгим лицо. Он опустил вниз голову и вышел из кабинета. Через пять минут вернулся. Сказал, что его переводят в другой офис.

Больше я его не видела. И научилась хорошо пользоваться компьютером.

Итак, с трех попыток взять высоту не удалось. Провела инвентаризацию. Больной, старик, женатый. К первым двум – отвращение, к третьему – нежность. Но проявлять ее нельзя. Надо с ней бороться. Вытряхивать из себя, как лекарство из пустого флакона. Вынести под дождь, подставить солнцу, развеять по ветру. Иначе будет хуже. Это я уже проходила. Будто ходишь по склону: ни вверх, ни вниз, затекает тело, тяжелеют мысли, под искаженным углом зрения мир кажется перевернутым.

Этого больше не будет. Для того, чтобы стать счастливой, трех попыток мало.

И я сошла с дистанции.

Месть

Каждый герой моего романа представлял растиражированный образец примерно 1960 года выпуска. Плечистый, с параметрами плательного шкафа, приземистый, как подстриженный дуб, с крепкими, как колотушка, руками. Густая шевелюра, взгляд охотника и пружинистая походка выдавали породистого самца. Из них впору можно было составлять отряд мужественных бойцов, готовых на штурм неприступной крепости. Если разместить под рубрикой «их разыскивает милиция», то в качестве особой приметы указала бы: брюнет, борода с проседью. Никто из них не отличался высоким ростом. Поэтому в разгар любовного приключения каблуки я не носила. Давала возможность каждому почувствовать выше меня ростом. Других преимуществ я не чувствовала.

Этот был как на заказ, штучным товаром. Высокий, с чисто выбритой головой – как скошенная поляна, без бороды и усов. С первого взгляда определила: тип не мой. И о вероятности личных отношений не думала.

Расстояние между нами измерялось деньгами. Он был хозяином дизайнерской студии с банальным называнием «Стиль, а я – рядовым художником. На фоне его богатства я чувствовала себя медной копейкой. И в отместку назвала Длинным Рублем.

Появлялся он в «Стиле» не чаще, чем один раз в месяц. Творческий процесс шел вполне сносно и без его участия. Тем не менее, для его редких посещений в глубине офиса держали специальный кабинет. Входить туда запрещалось под страхом штрафа. А если случалось, то ни под каким предлогом не разрешалось менять расположение вещей. Будто таким образом коллектив хотел сохранить вечную память о безвременно ушедшем коллеге. Но он был жив и здоров.

Доступ к его телу открывала секретарша Алена – бледное, плоское существо с острыми, будто вытянутыми щипцами, чертами лица. Мучаясь от безделья, она тенью слонялась по студии и приставала ко всем с вопросами на отвлеченную тему.