Оранжевая принцесса. Загадка Юлии Тимошенко

Его враги распространяли похожие на правду слухи о том, что Кучму финансирует Москва. Даже называли сумму: 50 миллионов долларов от близкого тогда к Кремлю олигарха Березовского. Цифры навсегда остались «маленькой тайной» между Кучмой и Ельциным, но очевидно было, что в схватке Кравчука с Кучмой Россия с ее огромным влиянием в Украине безусловно поддерживала крепкого хозяйственника. Рассчитывая на его будущую верность Кремлю, а также на украинские фабрики и заводы, которые можно будет потом по дешевке скупить.

К слову сказать, мечты о заводах были напрасны. Кучму вели к власти молодые «волки» — киевские, днепропетровские, харьковские, донецкие бизнесмены, и финансировали его вовсе не для того, чтобы после победы делиться с «москалями» своим имуществом. У них были иные интересы: новые хозяева украинской экономики собирались вместе с Кучмой управлять страной, распределяя собственность в тесном кругу приближенных к власти. Для этого ситуация в Украине нуждалась в стабилизации. Новый президент казался им гарантом спокойной жизни.

В итоге Кучма перехитрил всех. Кого приближать к власти, а кого удалять — в эмиграцию или в тюрьму, — он решал сам. Русскоязычное население при нем не испытало ни малейших репрессий, но русский язык так и не стал вторым государственным. Отношения с Москвой не стали ни лучше, ни хуже, чем при Кравчуке. При нем, как и при его предшественнике, Украина медленно дрейфовала прочь от России, потихоньку становясь независимым государством.

Внешнюю политику Кучма проводил по мудрой крестьянской пословице: ласковое теля двух маток сосет. От Запада он получал миллиардные кредиты, от России — дешевые газ и нефть. Взамен, как и во времена выборов, готов был обещать партнерам все, что они желали услышать, — хоть демократию и вступление в НАТО, хоть вечную верность славянскому братству. Его советники придумали умное название для такой политики: «многовекторность». Сам же Кучма подсмеивался над всеми своими «стратегическими партнерами» и считал как восточных, так и западных соседей наивными дураками, разыгрывая перед ними преданного, но недалекого друга.

Позже в своей книге «Украина — не Россия» Кучма вспомнит о запорожском войсковом судье Антоне Головатом, который хитростью уломал Екатерину Вторую отдать запорожцам плодородные кубанские земли: «Добиваясь своего, Антон Головатый, скорее всего, внутренне потешался над теми, кто видел в нем простака, не понимая, что это маска», — с большим пониманием дела раскрывал тему украинский президент.

Завидовал он только одному своему внешнеполитическому партнеру — Сапармураду Ниязову. Провозгласивший себя отцом всех туркмен и пожизненным президентом, Ниязов строил в нищей своей стране мраморные дворцы со светящимися фонтанами, переименовывал месяцы года и дни недели, возводил себе золотые памятники, запрещал балет и вообще мог позволить себе все, что только взбредало в его больную голову. Слушая хамскую трескотню депутатов собственного парламента, Кучма с тоской вспоминал туркменского друга, который слышал от своих подданых лишь хвалебные оды. При этом Кучма считал себя добрым правителем и, морщась при упоминании парламента, не смог бы, например, расстрелять Верховную раду из танков, как его российский друг Ельцин. Во-первых, прижимистому крестьянскому сыну было бы жаль красиво отреставрированного здания в центре Киева. Во-вторых, он всегда предпочитал торговаться, а не стрелять.

В безграничной вере Кучмы в силу денег маячили даже какие-то потуги на философию.

В той же книге об Украине он рассуждает о двух великих украинских гетманах, воплотивших в народном сознании два вечных вектора украинской политики. Мазепа пошел против Петра и стал европейской альтернативой украинского пути на Восток. Богдан Хмельницкий, другой великий гетман, заключил военный союз с Россией против польских поработителей, что в официальной русской историографии всегда интерпретировалось как «воссоединение» с северным соседом. Портреты обоих гетманов при Кучме поместили на новые денежные купюры — гривны. «Деньги никто рвать в знак протеста не будет, — объяснял свой идеологический резон Кучма. — Видя Мазепу и Хмельницкого в своих кошельках вместе, наши люди привыкают терпимее относиться к своей истории».

Во внутренней политике он ориентировался на главную заповедь своего земляка Брежнева: живи сам и дай жить другим. Кучма прекрасно знал, что его подчиненные нещадно воруют. Хотел лишь, чтобы чиновники не слишком зарывались, и по-отечески учил их делиться — со своим президентом и с бюджетом страны.

Еще перед назначением Лазаренко вице-премьером к Кучме обратился известный депутат-разоблачитель Омельченко. С документами в руках он доказывал, что глава Днепропетровской области прячет на своих счетах за границей огромные средства. Кучма долго отмалчивался, пока Омельченко не достал его своими разоблачениями; так что президенту пришлось выговорить заветное: «Если Павло научился набивать собственные карманы, то теперь сможет наполнять государственный бюджет».