Оранжевая рубашка смертника

– У-у, Машка, ты такого типа убила, что можешь орден себе требовать. Это американский шпион и диверсант. Работал на ЦРУ. Зовут его Ахмед Шалуб, он американский араб, сын эмигрантов. Оперативный псевдоним Хасан. Отработался, поганец!

Около часа Котов гнал машину, рискуя сорвать ее в пропасть. Потом, уже на равнине, свернул с шоссе и стал объезжать поселок стороной, пытаясь найти неприметную грунтовую дорогу к морю. На патруль морпехов они наткнулись неожиданно. Довольный Котов выскочил из машины, но суровые парни под командованием лейтенанта положили его лицом в песок. Никто не знал английского, и только один из солдат, немного понимавший арабский, сообщил своему лейтенанту, что раненый – высокопоставленный офицер сирийской армии.

Еще через два часа Котов и Мариам оказались в камере французской комендатуры. Единственное, что их успокаивало, что адмиралом все же занялись медики. Они сидели на деревянной лежанке и молчали. Девушка прижалась к Котову щекой и водила пальцем по его ладони, обводя ссадины и царапины. Рассказывать больше было нечего. Цели похищения она не знала. Зато вспомнила, что видела, после того как их захватили, какого-то пьяного в адмиральском мундире. И женщину в красном платье. Наверное, кто-то решил поиграть в маскарад и поплатился за это жизнью, не зная, что игру с ними затеяли террористы и что их взорвут как подставных вместе с машиной. Вот только водитель адмирала был настоящим. Но он теперь уже никогда не расскажет, как попал в эту историю.

В коридоре послышались шаги. Котов сразу вспомнил камеру, где он сидел с английским журналистом. Там шаги означали, что его поведут на допрос. Здесь, судя по уверенным шагам, тоже. В дверном замке повернулся ключ, и дверь распахнулась. На пороге стоял довольный полковник Сидорин и еще один старший офицер в мундире военно-морских сил Франции.

– Ну, чисто голубки, – засмеялся полковник и повернулся к французу: – А у вас что, нет отдельно камер мужских и женских?

– Здравствуйте, Михаил Николаевич, – улыбнулся Котов. – Рад вас видеть.

– Где тебя носило, черт ты такой! – обнимая Котова, говорил полковник. – Я уж, грешным делом, думал, что не выберешься. Здравствуй, Мариам! Ну, поехали, ребята, адмирал ждет вас. Он сейчас в госпитале.

– Как он? – не удержалась девушка.

– Нормально. Угрозы жизни нет, а мясо нарастет, как говорят у нас. Он просто сильно ослаб. Поехали!

Назими лежал на высоких подушках, чистый, побритый и даже, как показалось Котову, чуть поправившийся. Мариам сразу подбежала к отцу и обняла его, прижимаясь лицом к его щеке. Котов и Сидорин остановились в дверях, чтобы не мешать. Похлопав дочь по спине, адмирал посмотрел на русских офицеров и заговорил:

– Я должен быть вам благодарен. Вы ведь не просто мне жизнь спасли, вы провалили многоходовую операцию сепаратистов.

– И не только, – усаживаясь на стул возле раненого, заявил Сидорин. Он посмотрел на Мариам, сидевшую у изголовья отца и не отпускавшую его руку. – Ваша дочь, Назими, ухлопала американского агента, который эти дела и готовил. Мы установили его личность. Осталось все же понять, что они от вас хотели. Каков смысл этого похищения?

– Они узнали о моем назначении и хотели моими руками совершить диверсию на одном из кораблей французского флота. Я должен был, учитывая мой высокий статус, пронести на корабль взрывчатку или иным способом помочь им. А Мариам они хотели оставить у себя как заложницу, как гарант того, что я выполню их приказ. Но девочка оказалась умницей и сбежала по дороге. Им оставалось только сломать меня как личность и заставить предать родину. Вот, не смогли.

– Вы сильный человек, адмирал, – кивнул Котов.

– Вы не все еще знаете, адмирал, – вставил Сидорин. – Целью диверсии было поссорить французов и нас. А еще сорвать начало мирных переговоров в Женеве между правительством Асада и представителями вооруженной оппозиции. Много всяких неприятных последствий могло бы быть. И я думаю, что мой Котов появился вовремя, потому что сепаратисты не стали бы уговаривать вас до бесконечности. Они бы просто снова одели кого-то в ваш мундир и взорвали.

– Я хотел отблагодарить вас, Борис, – тепло посмотрел на русского капитана Назими. – Вы в какой-то мере помогли моей дочери, она без вас могла погибнуть. Французы насчитали на этой базе в горах четырнадцать трупов. Вы – молодец, настоящий солдат.

– Пятнадцать, – поправил Котов.

– Что?

– Не важно, – улыбнулся капитан.

– Так вот, Борис, я хотел бы сделать вам подарок. На память, как офицер офицеру. Примите и храните его как символ нашей дружбы, воинской дружбы, как символ дружбы наших стран. Достань, Мариам.

Девушка поднялась и подошла к тумбочке, на которую показал отец. Выдвинула ящик и достала офицерский морской кортик с серебряными накладками на ножнах. Подав его отцу, она отошла в сторону.

– Возьми, капитан. От меня!

Котов встал, одернул одежду и подошел к адмиралу. Принял кортик двумя руками, посмотрел на него и сказал: