Оранжевая смута

Катрин оказалась образованной, деловой и немного начитанной. Ее отец, сержант советской армии, в конце Второй мировой войны, воюя в Германии, перешел на сторону американцев и уехал в Америку, женился и стал довольно зажиточным человеком. Только в десятилетнем возрасте Катрин узнала, что ее корни на Украине и что она когда-то должна посетить эту страну во что бы то ни стало.

И вот такой случай, и жених просто красавец…

Три дня и три ночи хватило на то, чтобы насытиться друг другом, причем к концу третьего дня Вопиющенко выглядел усталым, каким-то сморщенным и вялым. Но не беда: обычное воссоединение сменилось политическим, экономическим и прочим единством, среди которых перспектива стать первой леди страны, пусть и такой бедной, как Украина, для Катрин было на первом плане. Именно это обстоятельство делало Катрин покорной, ласковой, преданной, и, когда она позже поняла, что эти три ночи и три дня не прошли даром, она была счастлива как никогда в жизни, – испытать радость материнства было давно пора.

И вот Америка, сказочная страна – страна, господствующая над всем миром. Остались две страны – Китай и Россия. Это нехорошие, непослушные страны, их надо опоясать ракетами, военными базами и, главное, враждебными режимами. Короче, их надо сломить, сделать послушными. Украину надо оторвать от России. Для этого есть хорошая почва… и есть кандидатура. Это счетовод, бухгалтер с Галичины Виктор Писоевич. Они с Катрин летят…

В первый же день приезда в Вашингтон, в одной из загородных резиденций их принял Збигнев Пробжезинский и имел с ними трехчасовую беседу. Катрин оказалась хорошим политиком и дипломатом. Вопиющенко она все больше и больше нравилась. После беседы, которая носила в основном нравоучительный и инструктивный характер, знаменитый американец польского происхождения выделил свою машину, и Катрин увезла жениха в свой загородный двухэтажный особняк с подземным гаражом, бассейном, сауной и другими постройками. И все это было обставлено с отменным вкусом, дорогой современной мебелью.

– Виктор, будь как у себя дома, – сказала она, ожидая поцелуя хотя бы в щеку.

Но Виктор не торопился с этим. Как дипломат и политик он проявил выдержку, был хладнокровным. Это еще больше раззадорило Катрин. После шикарного ужина она уложила его в роскошной спальне на водяном матрасе и сама улеглась рядом в чем мать родила. Теперь она была великолепной в постели, гораздо лучше, чем в Киеве, и Писоевич понял, что он сейчас влюбился по-настоящему: она его покорила, если не сказать поработила как женщина. Законная жена Людмила просто серая мышка по сравнению с Катрин.

Виктор уже на следующий день сделал Катрин предложение, попросив ее, если это возможно, пожить какое-то время, пока не кончится процесс развода, в гражданском браке. И Катрин с радостью согласилась.

– Я твоя судьба, – сказала она, – и нарожаю тебе шестерых детей, будущих политических деятелей. Все у нас будет хорошо, и мы объединим наши капиталы.

6

Виктор Писоевич привез свою гражданскую жену в Киев и месяца два жил с ней в полной духовной и телесной гармонии, отойдя на какое-то время от дел, имеющих, как он полагал, важное значение для будущего украинской нации. «Однако всему, что имеет начало, приходит конец», – изрек он про себя историческую фразу.

В это утро он проснулся рано и впервые почувствовал себя зятем Америки. Катрин рядом уже не было, она ушла на кухню готовить мужу сандвич.

Заложив руки за голову и обняв ладонями затылок, он устремил глаза в потолок, куда едва доходил свет ночника, улыбнулся довольный. В эту ночь сон был крепкий, даже снов не помнил.

Теперь хорошо думалось. Мысли роем лезли в голову и требовали систематизации. Все складывалось как нельзя лучше, за исключением того, что законная жена Людмила забила тревогу во все инстанции. Президент Кучума успокаивал ее: муж жив. Он, правда, очарован другой особой, да так крепко, что он сам ничего не может с собой поделать. Кто-то из друзей Америки настаивает на том, чтобы он, Виктор Писоевич, стал зятем великой страны, и это так соблазнительно, что ни один мужчина не мог бы отказаться от такой чести.

– Придется, голубушка, согласиться на развод, – убеждал Людмилу Кучума. – Ты еще молода, красива, найдешь себе друга и заживешь с ним припеваючи.

– А куда я дену двоих детей? Нет, нет, о разводе я и слышать не хочу. Я обращусь во все газеты, на телеканалы, выступлю в прессе и расскажу, что он из себя представляет.

Этот разговор каким-то образом дошел до Виктора Писоевича, и сейчас он вспомнил о нем и его лицо, еще гладкое, румяное, как у его духовных наставников на Галичине, сморщилось.

«Придется лишить ее жизни, – пришла в голову страшная мысль, которая, однако же, взбодрила его и заставила приподнять голову. В спальне никого не было. И хорошо, потому что ему показалось, что он произнес это вслух. – Как-нибудь так, не своими руками, конечно. Есть люди, которые за небольшую плату сделают все так, что комар носа не подточит».

Как у всякого мудрого человека, мысль повернула в другую сторону.