Оранжевый блюз

Что может быть сильнее чувства? Другое чувство — обоюдное и, таким образом, разделённое. И какова сила двух людей, безумно любящих друг друга? Они в очах несут мир… А сколько неразделённых чувств?.. Если вспомнить историю, то можно хлебнуть мёду с дёгтем, но это при условии, если вспоминать досконально, а то ведь нынче кому интересно травить себя, когда и так кругом всё отравлено. Но вот один лакает одеколон, другой пьёт кофе по-турецки с коньяком, третий на травку подсел, иной медитирует, воображая все яства мира пред собою; и никто не задумается: а почему, собственно, такие разногласия?.. Да просто каждый ушёл в себя. И каждый спешит, не зная куда. В нас время входит, как нож в масло… Сам себя не разделишь — другие разделят. Подели себя с миром. Высеки музыку…

Он и она, — Маэстро и Юлиана вышли навстречу миру и обняли эту весну. Они самозабвенно бродили в родных окрестностях, в переулках меж патриархальными домами, где могучие ветвистые деревья стихийно и органично вписываются в монументальную структуру фасадов, вдыхая живое тепло возродившейся жизни. И слова их были редки, всё заглушала музыка, расщеплённая в сердце Маэстро…

Когда они возвратились к родному дому, Маэстро решил ненадолго отлучиться. Он велел Юне идти домой, а сам, расцеловав её, двинулся к вышеупомянутому приятелю.

— Ты только не долго! — крикнула Юна ему вслед.

— Нет, родная, я скоро! — ответил он и растворился в калейдоскопе улицы, расплескавшей апрель и прохожих…

Леонид Запрудный жил недалеко от Арбата в старинном патриархальном доме дореволюционной застройки, где не было тринадцатой квартиры, а коридоры были такими, что можно было ездить на велосипеде, ничего не задевая. Комнаты в квартире, где жил Лёня, были просторными и широкими, с высоким потолком. У него обычно везде был лёгкий беспорядок, но это его нисколько не угнетало, наоборот — радовало, поскольку, глядя на беспризорно валявшиеся икебаны, свежевыструганные багеты, манекены, ксерокопии, буклеты, плакаты и прочую бутафорию, необходимую в его сложной жизни, он благоговейно чувствовал в себе некую сопричастность к великой, безалаберно-бунтарской, пленительно раскованной богеме… Надо сказать, что Лёня также никогда не скучал и всегда находил себе занятие. Он никогда не оставался без дела. Вот и сейчас он, сидя на полу, упорно и тупо отбирал в отдельную кучу осколки разбитых бутылок, на которых ему предстояло спокойно стоять и лежать под немыслимым прессом… Лёня тщательно осматривал каждый осколок, аккуратно прикладывал к нему ладонь, тестируя его «лояльность», а затем осторожно наступал на осколки босыми ногами, проверяя себя на прочность… Когда-то Леонид Запрудный окончил университет и некоторое время был филологом, проявляя незаурядные способности в этой области. Затем его утянуло в музыку, которая и свела его с нашим достопочтенным Маэстро. Лёня начал общаться с незаурядными людьми, известными личностями, устраивал кутежи; одним словом, вёл сладчайше-богемный образ жизни… Но неожиданно он порвал с музыкой, увидев как-то в телепрограмме полностью отрешённого человека, лежавшего на гвоздях; его заинтриговали восточные дисциплины и он самозабвенно погрузился в йогу… Вообще, Леонид Запрудный был человеком редчайшего дара — он умел перевоплощаться — и этим умением заряжал людей, с ним было легко и спокойно — он весь излучал добро и никому ни в чём не отказывал. Несмотря на свои зрелые годы, Лёня выглядел очень молодо, зная секрет молодости. Но ближе к делу…

Мы забыли сказать, зачем Маэстро вдруг пошёл к своему старинному приятелю в столь благодатный день. А пошёл он к нему по обыкновенной банальной причине — занять немного денег, буквально на день-два. А деньги у Лёни водились…

Маэстро вошёл в тускло освещённый прохладный подъезд долгожданного дома и, адаптировавшись в полумраке, начал подниматься по отлогой каменной лестнице, ведущей к нужной квартире…

Когда раздался звонок, Лёня встрепенулся, отложил орудие труда, быстро сгрёб осколки в сторону и, метнувшись в коридор, распахнул дверь…

— О-о, какие люди! — искренне пропел Лёня и протянул руку гостю.

— Привет, Лёньчик, — Маэстро улыбнулся и зашёл в просторную прихожую.

— Ну, что нового на фронте музыки? — глаза хозяина светились.

— На фронте музыки — затишье, — скромно ответил Маэстро и окинул взором прихожую. — Давненько у тебя не был…

— Да ты проходи, — засуетился Лёня.

— Да нет, я — на пять минут; не могу, спешу — дел много, — остановил его визитёр.

— Чего же так? — расстроился Лёня, — Проблемы какие?

— Проблема одна. Ты не одолжишь мне денег немного? До завтра. Позарез нужно.

— Сколько тебе?

— Ну… полтинник хотя бы… Завтра верну.

— О чём разговор.

Лёня ушёл в комнату… Через некоторое время он вернулся в прихожую с несколько озадаченным видом, держа в руке стодолларовую купюру, и растерянно пробормотал:

— Ничего не пойму… Куда мои «деревянные» задевались?.. Одни доллары… Ладно, потом разберусь. На вот сто баксов. Хватит?

Он протянул другу деньги.

— Конечно, хватит. Спасибо тебе, Лёня, огромное, — радостно ответил Маэстро, принимая деньги.