Пули цокали по стене, осыпая вниз кирпичную крошку.
Где-то на другом конце Абу-Салима ещё перекликались выстрелы. Район продолжал сопротивление, хотя по сообщениям СМИ столица была уже дня три как полностью очищена от каддафистов.
— Ну давай, сука, давай, подходи, — шептал он по-русски.
Протянув время, он надеялся, что ему удастся укрыться в развалинах и дождаться ночи, чтобы с наступлением темноты попытаться уйти через тот же люк. Как в далёком девяносто третьем, отчаянно верил казак Женька в свою счастливую звезду, которая и теперь не даст ему пропасть.
Но крысы обошли дом с другой стороны. И даже увидев собственную кровь, Черных не почувствовал страха, а лишь удивился — как же так, неужели на этот раз ему, столько лет сражавшемуся за правду, изменила её величество фортуна?
Падая на землю, он удержал в руках автомат, не целясь, встретил ещё одной короткой очередью приближающиеся фигуры, и ещё услышал выстрелы с их стороны.
— Красавица Одесса под вражеским огнём, — выдохнул Женька и рухнул на спину, устремив неподвижный взгляд в ярко-синее, пахнущее морской солью небо Триполи.
К нему подошли враги, наклонились над ним, вырвали оружие из безжизненных пальцев и начали быстро говорить, перебивая друг друга, с любопытством разглядывая славянские черты лица.
Один из повстанцев расстегнул нагрудный карман убитого, достал и повертел в руках, рассматривая с разных сторон и даже под разным углом потрёпанную тёмно-синюю книжечку с трезубцем. Второй заглянул ему через плечо.
— Это русские, — сказал первый, указывая на рисунок. — Я знаю, это русские. Они всегда доставляют много неприятностей. Хотел бы я знать, куда ушли остальные…
Цветной глянцевый снимок выпал из паспорта и упал на землю изображением вверх.
С фотографии, тайком распечатанной из Интернета без ведома хозяйки, загадочно улыбалась уже мёртвому Женьке Люба Нецветова.
До городка Тархуна они добрались через двое суток.
Хотя, если бы Виталика в тот момент спросили, сколько времени занял путь от Триполи, он бы затруднился с ответом.
По шоссе в обе стороны проносились в одиночку и группами машины с потушенными фарами, и вряд ли кто-то рискнул бы выяснять их принадлежность.
Он смутно припоминал, как был обнаружен в кювете перевёрнутый грузовик с выбитыми стёклами и опустошённым кузовом, где остались только обрывки коробок из-под какого-то груза. Общими усилиями машину подняли, умелец Хасан смог её завести, и бензина в баке хватило на то, чтобы проехать ещё полсотни километров — около половины расстояния до Тархуны.
Тархуна манила голодных и усталых бойцов путеводной звездой, но никто, включая Ахмада, не мог ответить, не встретит ли она их огнём натовских стволов и остались ли ещё на территории Ливии свободные города.
Лёжа на песке за корпусом замершей машины, Ахмад пытался выйти в Интернет с чудом уцелевшего ноутбука, но сеть поймать не удавалось.
Вторая ночь пути клонилась к утру, когда силуэты города возникли в синих предрассветных сумерках.
Издалека Ахмад видел, как на одном из зданий колыхалось знамя.
Он даже не мог разглядеть его зелёный цвет — но флаг был однотонным, и этого хватало, чтобы зайти и попросить помощи.
Союзница ночь медленно таяла, уступая место беспощадному свету дня.
Рассвет Ахмад и его подчинённые встретили, укрывшись в доме местного жителя, предоставившего в их распоряжение второй этаж.
Командир долго о чём-то беседовал со стариком-бедуином, прежде чем подал знак, позволивший лежавшим ничком с оружием наготове людям подняться и пройти в дом.
Повстанцев в Тархуне не было.
— Они грабят Триполи, — сказал хозяин дома, — и будут грабить ещё три-четыре дня.
От старика он узнал, что крайние машины правительственных войск около полутора суток ушли в сторону Сирта, и там концентрировались лоялисты, планировавшие продолжать борьбу.
Услышав это сообщение, Ахмад был озадачен. До Сирта было четыреста километров на восток по пустыне, а у них не было ни автотранспорта, ни даже верблюдов…
Он приказал всем бойцам отдыхать до ночи, а Хасан отправился куда-то с хозяином дома.
Виталик лежал на полу, подложив руки под голову, когда его окликнул Ибрагим.
— Ты спишь?
— Нет, — ответил он, — а что?
— Расскажи мне про Россию, — впервые за месяцы их знакомства попросил Ибрагим.
— Как я могу тебе рассказать про целую страну? — удивился Виталик. — Подумай сам, что бы ответил ты, если бы я тебя спросил — расскажи мне про Ливию? Про твою страну, а?
Ибрагим ненадолго задумался.
— Ливия очень красивая, — ответил он медленно, — море и песок… Особенно песок. Если отойти от дороги и посмотреть на барханы… На пустыню… Как переливается жёлтый песок под колёсами… А честно, — обернулся он к Виталику, — я тебе рассказываю про ту страну, которая была. И много мог бы рассказать. Только её больше нет. Расскажи мне про Россию. Россия всегда помогала всем, кому нужна была помощь. Так говорил Брат-Лидер про Россию, настоящую Россию…