Оранжевый туман

— Я не видел, что написано на растяжке, — так же шёпотом отвечал Виталик. — Пошёл я туда, потому что Серёга позвал. А когда увидел, что там… что там свои, я по колонне метать не стал. Я себе под ноги бросил на землю.

— Говорю я тебе, и Андрюха того же мнения, что Маркин в последние месяцы ведёт организацию куда-то не туда. Особенно после того, как начались все эти шашни с либералами. Тебе так не кажется?

— Если честно, то кажется, — признался Виталик, — не очень я понимаю, что происходит…

— Я тоже, — сказал Димка, — и вот ещё что… Любка на тебя очень крепко обиделась. Так что с ней разбирайся сам, как знаешь. А на агитацию в субботу всё равно приходи. Что ж теперь делать…

Началось движение, и их тихие голоса заглушила бравурная музыка из динамиков-«колокольчиков», установленных на крыше двигавшейся впереди людей партийной «Газели».

Виталик шагал по мостовой на правом фланге своей колонны с чёрным пакетом в руке, крича лозунги вместе со всеми. Над десятками тысяч людей колыхались знамёна и гремели песни, и он дышал полной грудью, и вместе с холодным московским воздухом в его лёгкие входил сильнейший энергетический заряд.

Построенная «коробкой» колонна Молодёжного альянса шла в отведённом в рамках общей демонстрации месте по левой половине перекрытой на время шествия Тверской улицы.

Параллельно по правой стороне улицы шла колонна одной из многих партий, именовавших себя коммунистическими. Эту партию нельзя было назвать очень многочисленной, но, во всяком случае, на крупные праздники под её знамёнами выходило достаточно людей, чтобы не все они знали друг друга в лицо.

Этим и воспользовался высокий человек неопределённого возраста, возможно, лет тридцати с небольшим, в тёмных очках, занявший позицию на левом фланге колонны этой партии. Он старался не выделяться из толпы. Когда с ним здоровались и поздравляли с праздником — он с неизменной улыбкой здоровался и поздравлял в ответ. При входе на место сбора он купил несколько газет и теперь держал их в руке. Одежда также не выделяла его из толпы демонстрантов — на нём была тёмно-синяя куртка, слегка потёртые джинсы и кроссовки. Вместе с окружающими он скандировал лозунги и подпевал революционным песням, доносившимся из динамика.

Однако истинный интерес для него представлял молодой человек из параллельной колонны, за которым он наблюдал и рисовал для себя его психологический портрет.

Демонстрация двигалась медленно, порой останавливалась, чтобы сзади подтянулись отстающие. Один раз Виталик увидел, как вдоль по левому тротуару быстрым шагом прошёл с рацией Артюхин.

Он, конечно, не предполагал, что за ним следят с другой стороны. Всё-таки человек, шедший в красной колонне справа, был профессионалом.

В этот момент между Виталиком Нецветовым и Уильямом Моррисоном было около пяти метров. И ровно столько же было между Моррисоном и целью его командировки. Но — для кого-то к сожалению, для кого-то к счастью — то была случайность, которую даже Моррисон не мог предположить в своих расчётах и логических построениях.

Глава седьмая. Один против всех, все против одного

Виталик долго колебался, но всё же встал в субботу по будильнику и поехал на привычную встречу на «Щёлковской».

Ему предстоял долгий путь по московской подземке — сперва по Люблинской линии, потом по Арбатско-Покровской. Но, сидя на жёсткой скамье вагона, он не спал, как обычно, а думал о том, как встретят его товарищи по кампании после того, что случилось четвёртого. Виталик Нецветов никогда не был трусом, но сегодня его трясло мелкой дрожью, он задавал самому себе вопросы и снова не находил на них ответа…

Он приехал на встречу. Люба Измайлова демонстративно его игнорировала. Все остальные, включая её родителей, вели себя подчёркнуто спокойно.

Собравшись, группа поднялась из метро на поверхность и остановилась возле автовокзала. Здесь раздавались материалы и распределялись пары на день.

— Я хотела бы попросить, — звонко произнесла Люба, — не ставить меня в пару с Нецветовым. По личным причинам. И если Нецветов будет четвёртого декабря наблюдателем — не ставить меня с ним на одном участке и, по возможности, в одной школе.

Её слова впивались в Виталика, как иголки, но он не подал виду и промолчал.

— Ты будешь наблюдателем на выборах? — спросил его Никита Максимович.

Виталик кивнул.

И они разошлись по парам.

Виталик оказался в паре с Дмитрием Серёгиным и был этому очень рад. По крайней мере, с другом он мог вести себя естественно, и ему не нужно было оправдываться за четвёртое — а как оправдываться, он не знал.

Люба хотя бы с ним просто не разговаривала. Но все остальные… Внешне их отношение не изменилось, но в их глазах Виталик читал презрение и отстранённость.

И он не знал, что с этим делать.

Так прошла суббота, так прошло воскресенье.