Ораторское искусство с комментариями и иллюстрациями

– От горя, во всяком случае, может быть свободна, как мы договорились вчера, – если только ты не притворно соглашался с нами.

От горя – третья из «Тускуланских бесед» посвящена утешению в горе.

– Никоим образом! Так убедительна была твоя речь.

– Стало быть, ты допускаешь, что горю мудрец не подвержен?

– Допускаю.

– Но если горе не властно над душой мудреца, то и ничто другое не властно. Что еще может его тревожить? Страх? Но страх – это тоже горе, только причиняемое не тем, что есть, а тем, чего еще нет. Освободиться от горя – значит освободиться от страха. Остаются еще две страсти: буйная радость и желание; если и для них недоступен мудрец, то душа его будет всегда спокойна.

Буйная радость (laetitia gestiens, радость, выражаемая действием) и желание (libido) – непосредственная капитуляция перед собственными эмоциями, только «радость» – перед приходящими извне, вроде добрых известий, заставляющих подпрыгивать и веселиться, а «желание» – перед приходящими изнутри, как влюбленность, очарование чужим внешним видом. Цицерон считал, что мудрец должен уметь обходиться без прямого выражения своих эмоций, потому что они расслабляют душу и поощряют иллюзии. В нашей культуре бурная радость или выражение любовных желаний на виду у всех тоже не приняты, благодаря влиянию этики Цицерона на всю западную культуру.

– И я так думаю.

– Тогда выбирай: сразу ли нам расправить паруса или сперва выгрести из гавани на веслах?

Этот образ «паруса» как вдохновения и «весел» как опоры на книги (как мы увидим ниже, на изложенные в них правила диалектики, искусства рассуждать и спорить) принадлежал к устойчивым риторическим сравнениям, хотя, вероятно, понятным не широкой публике, а только тем, кто в теме, как некий школьный жаргон. Так, русский средневековый богослов Иосиф Волоцкий, со ссылкой на Иоанна Златоуста, называл действия по вдохновению Святого Духа плаванием под парусом, а те же действия, как указанные книгами Писания, – плаванием на веслах.

– Что ты хочешь сказать? Я не понимаю.

– Хрисипп и стоики, рассуждая о страстях души, главным образом заняты их разделением и определением, и поэтому о том, как исцелять души и смирять их волнение, они говорят лишь очень коротко. Перипатетики, напротив, сосредоточиваются на успокоении души, а острые углы разделений и определений обходят стороной. Вот и я спросил, сразу ли мне развернуть паруса моей речи или для разбега проплыть немного на веслах диалектики?

– Конечно, второй способ лучше: с двух сторон мне станет яснее весь предмет в целом.

– Ты совершенно прав; а что будет неясно, о том ты сам меня переспросишь.

– Хорошо, переспрошу; но обычно ведь и темные места ты излагаешь куда яснее, чем сами греки.

Цицерон часто настаивал на том, что слишком богатые синонимия и омонимия в греческом языке иногда мешают уточнить, какой смысл имеется в виду в каждом отдельном аргументе. Например, в греческом языке «страсть» – она же «болезнь»; такой смысловой пучок в одном слове помогает ощутить страсть, но не помогает ее анализировать.