Орда встречного ветра

) Был ли среди ордийцев тот, чьего превращения ждали больше, чем превращения Караколя? Судя по силе увещеваний, обращенных к нему, по любопытству, дошедшему до крайней точки и перешедшему в выжидательную тишину, ответ был очевиден — нет. Еще секунду назад пребывавшая в эйфории Ороси вдруг обрела всю силу сосредоточения и стала повторять мне шепотом: «Смотри внимательно, смотри внимательно…», как будто я мог зазеваться и вместо этого зрелища в небо уставиться.

Караколь вошел в хрон и тут же испарился. Его тело не изменилось, а просто исчезло без малейшего следа. Секунд через пять по всему хрону пошла реакция: хрон издал глухой рев, и мы, ошарашенные, попятились на несколько метров назад. На панцире хрона проступили цветные лужицы, в них еще чернее и четче выступили глифы. Кокон засветился всеми цветами, словно янтарный самородок, пронзенный солнечным лучом. Внутри при этом по-прежнему не прорисовывалось никакой формы, никакого образа, не было даже и близко формы Караколя, одни только скорые вихрики и воронки, что буравили то там, то тут оболочку хрона и закручивали с собой сверхскоростные нити света и ветра. Перейдя от глухого к звонкому, хрон принялся шипеть, издавая звуки, похожие на проткнутый воздушный шар, и тут началось что-то вовсе ненормальное: напротив нас в оболочке хрона образовался поток воздуха и из отверстия засвистел выхлопной газ. Вскоре феномен распространился по всему кокону, тот раскачивался и гудел, словно неисправный аэроглиссер, так что нам в панике пришлось отойти еще дальше.

253

— Творится что-то неладное!

— Нужно пойти за Караколем!

Но никто не двинулся с места. Хрон стал уменьшаться и размерах прямо на глазах по мере того, как потоки воздуха вырывались наружу из все новых и новых зияющих и панцире дыр. Это был бы прекрасный педагогический маневр, чтобы объяснить ребенку, что хрон состоит исключительно из воздуха. Поскольку из него не выходило ничего другого, ни одного лоскута материи, никакой иной субстанции, хрон разрывался и рассеивался, сливаясь с воздухом, чьей структурированной и сверхживой концентрацией и являлся, строго говоря. Мы лишь заметили мимолетные огоньки, но они тотчас растворились. Я никогда не видел, как умирает хрон, а теперь присутствовал при его имплозии — или эксплозии, как знать? Хрон уменьшался, а Караколь все не появлялся, и нас начинал охватывать страх, что он рассеялся вместе с воздухом…

— Он же вернется, вернется же? — вопрошала дрожащим голосом Аои в пустоту.

Хрон от размера аэроглиссера сдулся до размера двух лежащих тел, не более, и не похоже было, чтобы процесс редукции остановился. Напротив, он только усилился: янтарный овал вдруг сделался ярко-желтым, стал размером с голову, потом с яйцо. И исчез совсем!

Перед нами было голое пространство. Равнина открывалась вплоть до горизонта. От хрона остались только странное журчанье и улюлюкающие вибрации, что, нарастая, наполняли воздух вокруг, создавая явное ощущение присутствия — но присутствия рассеянного, разбросанного, как если бы глифы хрона обрели легкость и свободу и занялись автокаллиграфией в движении под взором наших невидящих глаз.

252

Кто мог бы сказать, сколько прошло времени? Только вдруг, как будто проступив из воздуха, на месте хрона появился Караколь. Я бы поклялся, что появился он мазками, отдельными фрагментами, но все произошло так быстро, так неописуемо быстро, что я не мог сказать наверняка, как именно, но вот он снова был перед нами цел, невредим, с улыбкой на лице.

— Ну как, что было? — осведомился он с обезоруживающей простотой. — Каким ваш вераморф меня показал?

Мы были настолько оглушены случившимся, что, если бы с нами не было Ороси, молчание затянулось бы еще на четверть часа. Но она подошла к Караколю и, светясь от счастья, сказала:

— Таким, какой ты есть.

— Это как? — не унимался он.

— Ах, ну не знаю. Скажем, воздушным и…

— И?

— Полиморфным, или даже…

— Полислойным?

— А тебе непременно нужно придумать собственное самоопределение… Красиво ты все провернул, трубадур, только на этот раз я наконец увидела твое лицо.

XV ПОРОДИВШИЕ НАС НА СВЕТ

— Папа-мама впереди! Папа-мама впереди!

π Бежал нам навстречу сирота Арваль с вытаращенными от увиденного глазами. Он стрелой примчался назад с линии хребта. Казалось, будто он не бежит, а скользит по облаку мелкого песка. Значит, я надеялся не напрасно — родители действительно вышли нас встречать. Я тридцать три года не видел ни отца, ни мать. До меня доходили только редкие, однако регулярные вести по оси Беллини, раз в три-четыре года. Затем, по мере того как мы все дальше продвигались по линии Контра, чем ближе подходили к ним, новости приходили все чаще. Последнее сообщение мы получили четыре месяца назад: «Мы придем вас встречать». Порою письма все же были длиннее.