Орда встречного ветра

— Да, что это? Можешь объяснить?

— Это известное испытание, даже деревенские его знают. Смысл в том, чтобы перехватить четырехметровую механическую трассировщицу, которая движется по сламино со скоростью около шестнадцати километров в час. На самом деле это устройство — ветряк на четырех колесах, установленный против ветра, с чугунным балластом. Чертовски устойчивая штуковина при контре. Сначала нужно ее догнать, а затем, если сможешь, остановить.

— Любым способом?

— На этот счет нет правил, никаких запретов. Ты просто должен ее остановить раньше, чем она проложит пять километров. Кандидаты начинают с отставанием в пятьсот метров — это очень много. У каждого в распоряжении отдельный коридор двадцати метров в ширину, канат и трассировщица на линии огня…

— Я слышала, что Голгот устранил…

— Голгот никогда не отличался быстротой, он это знал. Он уже в то время был чрезвычайно коренастый, со всеми вытекающими из этого недостатками, сама понимаешь. Когда в день испытания послали за детьми, явился только

693

один из трех: Голгот. Второго нашли дома, в спальне, изуродованного ударами булыжника, с методически проломленной грудной клеткой. А третий, по официальной версии, повесился. Но испытание не отменили. Атмосфеpа была полярная, можешь мне поверить, я наблюдал за гонкой из скрибского аэроглиссера. Тишина… Никто, собственно говоря, не думал и не надеялся, что у Голгота получится догнать трассировщицу. Он провалил все восемь пробных испытаний! Раздался сигнал. Голгот выдвинулся тяжеловато, но перекрыл свой отрыв по ходу, через три с половиной километра. Как только ему удалось нагнать машину, он бросился на нее. Ударами ног постарался разбить механизм, который соединяет вращательную систему с колесами, затем принялся за ступицы и оси. Но ничего не помогало, машина по-прежнему неслась вперед. Оставалось менее километра до линии дисквалификации. Тогда он взял канат, завязал один конец за поручень ветряка, так высоко, как только смог дотянуться, обвязался другим концом и спрыгнул с трассировщицы…

— Идиот, что ли?

— Те, кто следовал за ним на велеснице, потом рассказывали, что он упал ничком и что его так и протащило метров триста, пока ему все-таки не удалось перевернуться. Он орал как резаный. Когда наконец смог коснуться пятками земли, то весь выгнулся, что есть мочи, сжимая канат изо всех своих детских силенок, но трассировщица не тормозила, она неслась во всю железку, отрывала его от земли, тащила за собой, как кусок мяса, чистая механика, безжалостная. Ему грозила дисквалификация, весь курс обучения аннулировали бы и запустили заново с нуля, без него. Он это понимал и тянул, тянул рывками, бессильно. Ом был всего в четырехстах метрах от финиша, как вдруг ему в голову пришла одна мысль… Сам я этого не видел,

692

но мне рассказывали, что ордонаторы плакали. Мне это, конечно, кажется невероятным, но это правда. Они умоляли его все бросить, он был весь в крови, с ног до головы, ребенок же еще, но он не бросил, он издавал жуткие мучительные вопли, вой ошкуренного зверя, но у него возникла одна идея.

— Слушай Сова внимательно, принцесса. Мне никогда не выдумать ничего подобного. Настолько его история нага, как есть.

— Вместо того чтобы пытаться пересилить сверхмощную тягу трассировщицы, Голгот решил воспользоваться скоростью, которую она ему придавала… Он снова бросился бежать, словно букашка на фоне этой махины, погнал во весь опор, используя эффект маятника, забрал вправо… Следовавшие за ним велесницы разлетелись в стороны от неожиданности. На полном ходу Голгот перебросил канат через плечо, сделал два мертвых витка вокруг себя и отчаянно рванул что было сил, всем своим весом и всей скоростью, в направлении, перпендикулярном линии движения машины. Ты хорошо слышишь? Не назад, чтобы затормозить: в сторону! Чтобы опрокинуть машину! Канат хлопнул под силой рывка. Голгота как напополам разрубило от броска. Он не поднимался. По другую сторону левые колеса ветряка оторвались от земли. Машина замерла в таком положении, у него за спиной, я очень хорошо все это помню, мы все как приклеились к ней глазами, все орали, хотели, чтоб она упала, это был общий вопль из самого нутра: «Падай!». Это было что-то, чего не понять тому, кто не знает Аберлаас, все дети ревели во все горло, один сплоченный хор: «Пааадааай!»…

— И она упала?

— Да. Упала. В тридцати семи метрах от линии дисквалификации.

691

— А… другие кандидаты… удалось выяснить…

— Вот как Голгот стал нашим Трассером. Можете думать что угодно после этого. Что он убийца, сумасшедшим, что хотите. Но я его уважаю. Меня не обучали в Кер Дербане, меня не отрывали от родителей в пятилетнем возрасте, мне не укрепляли мышцы ног, колотя по ним железной палкой. Я не видел, как на моих глазах умирает родной брат из-за бессмысленной суровости моего собственного отца. Я не знаю, кем бы стал на его месте. Был бы я вообще еще жив. Я его не прошу похлопать меня по плечу, когда еле плетусь за ним. Я вообще его никогда ни о чем не попрошу. Мне хватает того, что он жив.