Орден

— Да вот, веду твоего пленника в свой десяток. Из наших он оказался, русич. Василем кличут. Сам Кхайду распорядился взять его в нашу дружину. Отдам ему брони Федора. Того, что под Краковом порешили.

— Вот как?! — Сотник Бурангул повернулся к Бурцеву, виновато развел руками. — Ты уж на меня обиды не держи, иптэш[42] за то, что гнал тебя на аркане.

— Ладно, замяли!

Оставив озадаченного юзбаши у костра, они двинулись дальше.

— Знатный ипат[43] Бурунгулка, — заметил Дмитрий. — Он мне жизнь спас, когда на нас из лесу польские тати налетели.

— Спас? — изумился Бурцев.

— Ну да. Он мне, а потом — я ему. Мы теперь как братья.

Однако! Бурцев насел на спутника с расспросами. Дмитрий, пожав плечами, начал вводить своего новоиспеченного ратника в курс дела.

Татаро-монгольское войско, судя по словам десятника, состояло из «многоязыких» народов. Конечно, основное ядро восточной армии составляли племена, вышедшие из монгольских степей. Ханы, знатные военачальники-нойоны, их дружинники-нукеры и бедные кочевники карачу — в походе участвовали все.

Были среди монголов и татарские отряды. Немногочисленные, поскольку Темучин-Чингисхан в самом начале своего пути к власти смертельно враждовал с воинственными соседями-татарами и безжалостно вырезал их стойбища. Однако с тех пор много воды утекло. После смерти «повелителя сильных» уцелевшие, но ослабевшие в противоборстве с Чингисханом татары примкнули к войску его сыновей и внуков. Язык некогда заклятых врагов Темучина постепенно начал сливаться с наречиями монгольских племен, а сами татарские воины отлично показали себя на полях сражений.

— Вот Бурунгулка, например, из этих — из татарей, — сообщил Дмитрий. — В Польшу вступал простым воином. А вишь ты, уже до сотника дослужился. Кхайду его ценит.

Имелись в татаро-монгольском войске и другие союзнические отряды, и даже отдельные иноземные специалисты.

— Помнишь Сыма Цзяна? Ну, того старичка, с желтым лицом?

Бурцев кивнул. Еще бы не помнить!

— Он идет с Кхайду-ханом из далекой заморской страны Катая. Во всем войске никто лучше него не умеет обращаться с горючими смесями, горшками грома и колдовским порошком, что насыпается в эти горшки. А еще был у Кхайду ученый магометанин, но того польская стрела давно уж достала.

Китайцы и арабы ходят в военных советниках у монгольского хана? Невероятно!

Как явствовало из дальнейшего рассказа русского десятника, по принуждению в ханские войска никто не вступал, за исключением разве что полонян, которых кочевники в огромных количествах набирали на покоренных землях. Но оружие подневольному люду монголы доверять остерегались — слишком ненадежной была их верность и храбрость в бою.

Союзники примыкали к татаро-монгольским туменам по доброй воле. Кто-то — в качестве наемников, рассчитывая прославиться, пограбить и сделать карьеру в сильном войске. Но помимо злато— и славолюбивых «диких гусей» шли в поход и «идейные» соратники. Таковыми, по словам Дмитрия, и были русичи.

— Не понимаю! — признался Бурцев. — Татары, монголы или уж не знаю теперь, как их правильно величать, покорили Русь, а потом вдруг обрели там верных союзников?

— Б… дь!

Бурцев аж вздрогнул от неожиданности. Слово «ложь» звучало на древнерусском превесьма похабно. Во времена Василия таким словцом будут презрительно именовать женщин не самого тяжелого поведения.

— Так объясни же мне, неразумному, почему ты считаешь это… э-э-э… неправдой?

— Да потому что никто и никогда не покорял Святую Русь!

— Хочешь сказать, татары не жгли городов и не убивали людей?

— Жгли и убивали. Так что с того? Наши князья со своими гридями[44] тоже постоянно палят и разоряют земли друг друга. И людей в полон уводят, и мирных оратаев[45] живота лишают, и дань платить велят. Так что для простого мужика — что татарин, что соседушка с мечом — все едино. А ведь еще и поляки, и тевтоны, и венгры набегами на нас ходят. Ну, а мы на них. Война, усобица — дело обычное. Али сам не знаешь?

Странная, блин, психология царит в тринадцатом столетии! Хотя… В условиях нескончаемых междоусобных войн разница между внутренним и внешним врагом и впрямь как-то размывается.

— Татары-бесерманы, они что?! — продолжал рассуждать Дмитрий. — Им наши леса и пашни даром не нужны. Они народ степной, вольный — пришли и ушли. Кто к ним с миром и пониманием, к тому и они с уважением и почтением. Ну а если какой русский князь первую стрелу пускает, тогда, ясное дело, сеча начинается. Тогда татары лютуют, как любой лютовал бы на их месте. И ведь все равно уходят потом! Землю себе не забирают, как те псы-рыцари немецкие! Веру православную менять и идолам своим поклоняться не заставляют… Эх, вовек не было бы вражды между их ханами и нашими князьями, кабы князья неразумные первыми зло татарам не учинили.

— Первыми?! — У Бурцева отвисла челюсть.

— А ты думал! С чего все началось-то, Василь?

— Ну… с битвы на Калке?

— Во-во! А перед той бранью что было?

— Что?