Тем не менее само местоположение являлось проблемой. Наставники Ивгорода учили воинским наукам и объяснили, что самое важное при строительстве укрепления – это удобства обороны и наличие пути отступления. А хорадримы укрывались в пещерах. Если их обнаружат войска, то убежище попросту превратится в ловушку.
Трое мужчин, встретивших их в лесу, поначалу отнеслись к ним с подозрением. Каин продемонстрировал им копию книги хорадримов, тексты, свитки из своей котомки, и они оживились. Самый рослый, по имени Лунд, был, как сказали бы наставники Микулова, тугодумом с добрым сердцем. Лия сразу же к нему привязалась. Могучий воин принялся объяснять Лие, как натягивать свой гигантский лук. А затем мгновенно всадил стрелу в основание сучка на дереве ярдах в пятидесяти от них.
Когда они добрались до входа в пещеру, то увидели около обители примерно тридцать человек. Некоторые смотрели на Каина, как на короля, вернувшегося из изгнания, другие же полностью игнорировали.
– Не обращай внимания, – шепнул Эгиль. – У нас – две фракции. Те, кто верит в пророчества и будущее хорадримов, и те, кто сомневается. Для первых ты – наше спасение.
– А для остальных? – спросил Микулов.
– Их надо убеждать подольше, – сухо улыбнувшись, ответил Эгиль. – Но они – хорошие люди. Сегодня вечером у нас будет собрание. Мы выслушаем рассказ о вашем путешествии и обсудим предстоящее.
– Я не спаситель, – пробормотал Каин. – Я обычный книжник, изучающий древние тексты. И я понял одно – медлить уже нельзя. До Ратама всего три дня.
Эгиль непонимающе поглядел на него.
– Ратам? Месяц мертвых? Что в нем такого важного?
Микулов попытался втолковать юноше суть пророчеств, но без особого успеха. Вероятно, эти люди знали очень мало о реальной опасности, грозящей Санктуарию. Они жили в своем собственном мире.
Монах был разочарован. Каин и Лия тоже это почувствовали, и Микулов ощутил, как воодушевление, охватившее их всех, начало спадать. Но те, кто продолжал засыпать Каина вопросами, надеялись, что он приведет их к победе над тьмой. Они пылали наивной верой.
«Возможно, я поспешен в суждениях, – подумал Микулов. – Мы должны дать им шанс показать себя. Если они – единственная надежда Санктуария, да будет так. Боги дадут ответы».
Однако настойчивые просьбы Микулова поговорить здесь и сейчас мягко откладывались. «Сперва следует преломить хлеб», – отвечали «братья». Они никуда не спешили и соблюдали собственный устав.
В конце концов они очутились в просторной пещере, озаренной светом факелов и пропахшей дымом. Члены ордена подвели странников к сиденьям из звериных шкур вокруг костра и дали им кружки с сидром. Лунд принес на плечах тушу антилопы, из груди которой торчала стрела.
– Сегодня хорошо поедим! – крикнул здоровяк, ухмыляясь во весь рот.
Несколько других радостно закричали и захлопали в ладоши, и Лунд даже пустился в пляс, прежде чем снять с плеча добычу и начать разделывать ее ножом. Фаррис – лидер группы, стоявшей за роспуск ордена, ворча, присоединился к ним.
Празднование становилось все более шумным, и Микулов выскользнул наружу, в прохладу ночи. Он постоял у входа, принюхиваясь к воздуху. Среди деревьев замер часовой, его напарник находился на утесе. За годы тренировок и медитаций Микулов многому научился. Его чувства стали отточены, и теперь он даже слышал, как часовые вздыхают. А вот они его не замечали.
Призвать силу богов – непростая задача, но Микулов был монахом из Ивгорода. Божественная сила текла сквозь него, как речная прозрачная вода. Она буквально подняла его, и Микулов ринулся вперед с ошеломляющей скоростью.
Часовые даже не обернулись. В считаные секунды он оказался среди деревьев, быстро забрался по крутому склону и достиг вершины. Поглядел на долину внизу. Сияла луна. Геа Кул лежал у берега моря, будто гниющая туша, омываемая черными волнами. Справа от города, среди прибрежных скал, высилась башня – темная и молчаливая.
Микулов вспомнил, как всего несколько дней точно так же стоял на утесе и размышлял о будущем. Тогда Каин и Лия еще были ему чужими, но он был преисполнен уверенности, которая сейчас почему-то пропала.
Груз веков притягивал его к Геа Кулу. Он знал, что скоро сразится с кем-то ужасным. Его судьба предопределена с рождения, но роль, которая отводилась ему в грядущей битве, еще непонятна. Но так и будет, готов он к бою или нет.
Он не подвергал сомнению свой долг, но он не мог удержаться от мыслей о том, что случится, если сейчас он попросту уйдет. Изменится ли его путь? Или какие-то обстоятельства, превыше его воли, заставят его вернуться?
Не были ли правы его наставники? Что, если он действительно слишком упрямый, эгоистичный и нетерпеливый? Неужели он именно поэтому и покинул Ивгород, не получив их благословения? Вдруг он не готов к испытанию?
Не станет ли гордыня причиной его падения?