Орден. Дальняя дорога

Прибыв в Гатчину, Артем поразился, как причудливы бывают зигзаги времени. Уж очень напоминал своими чертами этот тевтонский замок известный ему Гатчинский дворец, построенный для Григория Орлова. Осада замка была снята сразу после того, как до осаждающих дошла весть о поражении и смерти короля. Обеим сторонам сразу стала ясна бесполезность дальнейшей борьбы. Осаждающие ушли в Петербург, где занялись устройством своей судьбы. Часть рыцарей и ландскнехтов отправились с отцом Паоло на земли Ливонского ордена. Часть, получив известие о том, что новый правитель принимает на службу католиков и сохраняет их имущество, решили присягнуть ему.

В Гатчинском замке князь принял официальную делегацию магистрата, а также делегации от немецких и русских купцов и различных цехов ремесленников Петербурга. Начались долгие уверения в преданности и покорности новому правителю и обсуждения церемонии вступления князя в свою новую столицу. Все сходились на том, что церемония должна быть парадной и торжественной.

По прибытии в замок Артем был срочно препровожден к князю. Тот все еще работал в пожарном режиме. Войдя в парадную залу, Артем увидел, что князь одновременно подписывает какие-то подаваемые Рункелем документы, диктует что-то секретарю (при этом Рункель по ходу дела вносит дополнения, тут же подтверждаемые князем) и еще умудряется выслушивать делегацию купцов. При виде Артема князь буркнул что-то писцу, и тот, порывшись в свитках, достал один и начал читать:

— За верную службу Великому князю Ингрийскому и безупречное сидение посадником в городе Петербурге Великий князь Ингрийский Андрей соизволяет жаловать ингрийского дворянина Артемия Александрова и потомков его титулом барона. С сего дня объявить барона Артемия Александрова министром дел финансовых и смотрителем монетного двора Великого князя Ингрийского. Подписано собственноручно князем Ингрийским Андреем в год тысяча триста семьдесят девятый от Рождества Христова, апреля двадцатого дня.

Секретарь торжественно вышел из-за стола и вручил Артему свиток. Артем вопросительно посмотрел на барона, тот улыбнулся и произнес:

— Ступай, умойся с дороги. Через час придешь ко мне в кабинет. По всем делам будешь отчитываться мне. Я отныне первый министр княжества Ингрийского.

Рункель снова склонился к князю и стал что-то терпеливо ему растолковывать.

Теперь барон и Артем проводили много времени на переговорах с делегациями купцов и ремесленниками. Выслушивали прошения, выносили предложения, получали ответы. Часы, в которые Артем не был занят многочисленными и трудными переговорами, проходили в совещаниях с князем и бароном о хитросплетениях финансовой политики. Вечерами же, переходящими в ночи, он писал свой проект экономической реформы.

Чудная судьба была у Артема. Еще два года назад он был рядовым клерком одной из коммерческих фирм, ежедневно садящимся за свой компьютер в офисе, и «задвинутый» на восточных единоборствах. Год назад — «отброс», с точки зрения благородного рыцаря, ополченец Цильха. Полгода назад — слуга благородного барона. А теперь, барон и министр княжества Ингрийского, он корпел над «программой экономического развития» целого государства. Притом государства средневекового. Никогда не думал, что курс экономической истории, который ему читали в институте, окажется столь практически применим.

Иногда он думая, чем обязан столь быстрому возвышению. Конечно, тому, что работал с бароном. Но ведь к барону он попал, уже проделав путь от убогого до доверенного лица Цильха. Головокружительная здесь карьера. Как? Да и барон не выдвинул бы его так высоко, если бы не видел в нем чего-то особенного. Ведь Питер служит уже много лет, в преданности его сомнений нет, да и умный он мужик, а вот так слугой и остается. Нет, не выдвинул бы его так барон, если бы не видел, что Артем способен на большее, чем вращать меч да нос брату Франциску сломать. Артем не был склонен считать себя кем-то выдающимся, но ведь вокруг много людей, так же стремящихся наверх, но всю жизнь не могущих пройти выше некой планки. Да и в его мире он четко видел, что большая карьера без подлизывания к начальству (чего он не любил), или участия в интригах (что ему претило) ему не светит. Каким же образом этот мир, в который он пришел чужаком, в котором из всех знаний сумел блеснуть только парой приемов из рукопашного боя (да и то не столь удачно, ополченцы повязали все равно), каким образом этот мир поднял его над теми, кто был в нем рожден. А как сумел подняться сам барон? Никому не ведомый дворянин, пусть прославленный как успешный дипломат, побывавший на Востоке, приезжает в страну, в считанные месяцы становится ближайшим советником правителя, играючи уничтожает это государство и создает новое, где оказывается уже вторым лицом. И это за год. Нонсенс.