Орден для поводыря

Естественно, не один. Взял с собой сотника Безсонова, как олицетворение русской военной мощи. Даже сидя, он казался вчетверо шире любого, самого крепкого туземного воина. Кроме того, его многозарядный пистоль мог оказаться полезным. Свой «адамс» я конечно же тоже прихватил.

Князя Кострова и так бы пришлось позвать. Я-то уеду на север, а он на целый год останется в степи представлять имперскую власть. Ну и еще – ему самому было жутко интересно побывать в юртах аборигенов.

Четвертым был переводчик. Чуйский хозяин знал три десятка русских слов и сносно меня понимал, если говорить не слишком быстро. Но мучиться, пытаясь втолковать туземцу какие-нибудь сложные понятия, не хотелось.

Если бы я знал, что в юрте Могалока найду и двух других князьков, соломки бы подстелил. Но кто же мог предположить, что у местного политика будет своя игра? Поневоле начнешь прислушиваться к нерусскому графу, обнаружив этакое-то коварство.

Ожидал увидеть земляной пол с очагом в центре, грубые кошмы или шкуры, готовился к кислым запахам плохо выделанной овчины и вони сгорающего бараньего жира. А усадили нас на богатые ковры и под спины подоткнули шелковые подушечки. За спиной хозяина жилища – на резной подставке русское пехотное ружье и простенькая сабля, ножны которой обмотали парчовой лентой. Очаг, правда, присутствовал, но аккуратный и совсем не дымящий. И рядом с ним – сверкающий надраенными боками, совершенно нежданный самовар.

Две женщины, замотанные с ног до ушей в китайские, изукрашенные цветами шелка, сноровисто разнесли на удивление чистые пиалы. Тоже китайские. Кажется, даже фарфоровые. На медном разносе молоко в кувшинчике, соль, сахар, нарезанное кусочками масло и обжаренная ржаная мука грубого помола. Ну и мы со Степанычем присовокупили граненую бутылку водки к этому натюрморту. Встреченную, кстати, весьма благосклонно.

– Молоко – понятно, – тихо поинтересовался я у толмача. – А мука с маслом зачем?

– Это для шир-чой, ваше превосходительство. Калмыки чай с солью, молоком и мукой мешают. Вроде как суп получается. И еда, и питье.

– Гм… Нам это обязательно есть?

– Нет, конечно, ваше превосходительство. Они же сахар поставили специально для нас. Ну и богатство свое показывают. Здесь сахар по весу к серебру идет.

Под комментарии переводчика женщины смешали напитки и раздали чашки. Пока они хлопотали, беседа велась о погоде и здоровье лошадей, об охоте и трофеях. Мангдай предупредил, что на песке у берега реки его воины видели следы тигра.

– Тигра? – оживился Костров. – Они не ошиблись? Или в здешних дебрях это животное – обычное дело?

– Я слышал истории о встрече здесь с этим зверем, ваше благородие, – кивнул толмач. – И позвольте мне не спрашивать. Они будут оскорблены недоверием к опытности их охотников.

– Конечно-конечно, милейший.

Уж не знаю, кем те две тетки приходились зайсану – прислугой или женами, но серьезный разговор начали, только когда они ушли. И начался он совсем не по сценарию – «встреча прошла в теплой, дружественной обстановке».

Турмек говорил так, словно насильно пропихивал поганые слова между зубов, словно делал нам одолжение, вообще снизойдя с небесных вершин до ничтожных, даже не муравьев, а скорее тли под ногами. И в версии толмача говорил он вот что:

– Ты, пришелец с севера, говоришь, будто привез волю высокого императора. Но здесь всякий знает, что я, зайсан Турмек, ухерид, командир знаменного эскадрона дивизии левого крыла пограничного войска Кобдинского корпуса Алтанорского Урянхая. И уважаемого зайсана Мангдая, джэрги ягн-гина того же войска, мы все знаем. И уважаемого зайсана Могалока, также джэрги ягн-гина. А кто ты, грозящий нам блестящими толстыми ружьями, – нет, не знаем. Почему же мы, военачальники Циньской знаменной армии, должны слушать смешные слова незнакомца с севера?

Глаза хозяина юрты заблестели, хотя он сидел с совершенно ничего не выражающим лицом. Мне, прожженному интригану и герою подковерной войны, этих знаков вполне было достаточно, чтоб просчитать его игру. Все части мозаики сложились в одно-единственное мгновение. И могалокская офицерская шинель, и русская фузея – соратница князя Багратиона, и забавные китайские шапочки, украшенные разноцветными шариками и перышками, на головах остальных князьков заняли свои места согласно штатному расписанию. Коварство туземца на поверку походило на детскую ссору в песочнице. Но эта двухходовая комбинация хитрого зайсана могла привести не к слезам и воплям «мама, а чего Петька дразнится», а к грому пушек и ружейным залпам.

У моей совести свело живот от смеха, и она ушла в темный угол хихикать на пару с Герасиком. Я был внутренне готов подчиниться законам жанра и сыграть отведенную мне роль в этом театре провокаций. Только одно продолжало смущать. Осознает ли Могалок последствия своего демарша?

– Проси его, – мило улыбнувшись, приказал я переводчику, – пусть расскажут, каким образом они хоронят своих воинов.

– Ваше превосходительство, – вскинулся князь, – к месту ли эти научные изыскания сейчас? Простите, возможно, я вторгаюсь не…