Орден для поводыря

А я что? Мне же и забот меньше. Припасов, что я из Тугальского привез, им до весны точно хватит. Летом и переедут. Все равно в Бийск баржи со ссыльными пойдут. Вот обратно все оставшееся население Томского и вывезут…

Ночью прошел первый осенний дождь. Холодный, с сильным пронзительным ветром, он легко трепал плохо закрепленные крылья палаток, пробирался внутрь и выдувал из-под одеял остатки тепла.

Весьма непросто спать, когда все тело дрожит от озноба. Не было бы этой мерзкой, падающей с неба воды, казаки развели бы костры. Как это замечательно, когда сухо и хотя бы один бок пригревает веселое пламя…

Но лило так сильно, что посылать кого-то в это мокрое безумие показалось преступлением против человечности. Пришлось напяливать на себя по три комплекта одежды, укрываться поверх одеяла еще и толстой попоной, сворачиваться в позу эмбриона и пытаться унять дрожь.

Утром любопытное, выглядывающее в разрывы облаков солнце быстро подсушило траву и ткань палаток. Перекусили холодной, оставленной с ужина пищей, собрали лагерь и тронулись в путь. Пятидневное стояние на Томь-Чумыше благополучно завершилось.

Заводские мужички все-таки сумели найти пять штук подвод, на которые сложили инструменты и личные вещи. Лошадки, запряженные в телеги, не были, конечно, победителями скачек в Дерби, но и не показались мне заморенными клячами. Обычные такие коняги, в меру упитанные, слегка лохматые, выносливые. Во всяком случае, наш сильно разросшийся караван не сильно задерживали.

Шестьдесят верст до Кузнецка – невелика даль. Я всерьез полагал, что к вечеру седьмого сентября или в крайнем случае до обеда восьмого, в день Рождества Пресвятой Богородицы, мы должны войти в столицу округа.

Селиван остался в селе. Кто-то же должен был присмотреть за остающимися на всю зиму без кормильцев семьями. Ну и приготовить массовый весенний исход на север. За Томское я не переживал. Во-первых, мы со старостой подписали договор. Я, как Герман Густавович Лерхе, частное лицо, обязался предоставлять артели работу с определенным жалованьем каждому, в зависимости от навыков и опыта, и не более чем двенадцатичасовым рабочим днем. А также обязан снабдить артельщиков и их семьи жильем. Они должны были работать там, где я скажу, и в течение пяти лет полностью погасить задолженности, состоящие из двух с половиной тысяч, истраченных на продовольствие, а также все расходы по их доставке к месту работы.

Во-вторых, томскому старосте было выдано грозное послание ко всем гражданским чиновникам, вздумавшим посетить наполовину обезлюдевшее село. От имени действительного статского советника Лерхе, исправляющего должность начальника Томской губернии, конечно. Этой бумагой я, мягко говоря, рекомендовал излишне любопытным на чужой каравай рта не разевать. В крайнем случае Селиван должен был немедленно слать гонца в Кузнецк, к надворному советнику Василию Ивановичу Андрееву, тамошнему городничему, которого я надеялся вскоре проинструктировать.

Бумаги – это, конечно, хорошо. И что дело сдвинулось-таки с мертвой точки – тоже. Но пока село не скрылось за поворотом, я все ждал чего-то, какой-то подначки, пакости от Судьбы, способной помешать предприятию. Потом только, на околице Березовки – деревни с последней перед Кузнецком почтовой станцией, забрасывая вещи в опостылевшую палатку, вдруг понял: похоже, у меня все-таки будет железоделательный завод! Самое главное – люди, рабочие, опытные в обращении с расплавленным железом, у меня уже есть. Оставался совершеннейший пустяк – обзавестись администратором, сведущим в современных способах плавки. Ну а потом понадобятся деньги. Много-много денег, которые, как я полагал, не откажется вложить наш с Асташевым новый банк.

Ужинать, на свою беду, отправился в почтовое отделение. От одной мысли о походной каше морда лица кислой становилась. Супчика хотелось и курочки жареной, а не эту размазню, с одного бока подгорелую, с другого недоваренную…

Безсонов, пара конвойных и я. Собрались да и поехали.

И у самой станции встретились с посланным из Барнаула гонцом в форме фельдфебеля Барнаульского батальона. Тот как меня увидел, аж лицом посветлел.

– Ваше превосходительство! – кричит и пакет протягивает. – Какое счастье, что Господь дозволил мне вас именно сейчас найти!

– Что случилось, любезный? Что за пожар?

– Так точно, ваше превосходительство! Пожар! Как девятнадцатого гауптвахта полыхнула, так и пошло-поехало! И через день, и через день снова и снова. По Томской да Петропавловской, в окружении собора. Последний раз аж двадцать восьмого зажглося. Их благородие господин майор велели передать, что до шести десятков домовладений пришло в негодность. Да все дома этакие видные адский пламень выбирал. Всех горных начальников да командиров полиции и стражи усадьбы поизвел. Страх и ужас! Сгорело-то людишек всего ничего. У Фрезе с дворни кто-то, да у Платонова конюх угорел. Богданов Петр Иваныч, товарищ начальника который, тот еще до беды семью на дачи вывез. И ведь как знал – той же ночью и его подворье полыхнуло!