Тогда я рассказала Рэн историю своей жизни после побега из храма. Она внимательно слушала, не перебивая, продолжая залечивать мне раны, а затем и отмывая грязную кожу мочалкой, смоченной тёплой водой. Также я рассказала ей и о причине нашего долгого отсутствия.
— А где все? Почему так тихо в лагере? — удивилась я.
— Большинство сейчас уже спит, подъём ранний. С самого утра начнём тренироваться.
— А где Ламиат? Он тоже уже отдыхает? — я понимала, что я должна поговорить с ним, расставить все точки в наших отношениях.
— Он ещё не спит, ему обрабатывают и перевязывают раны в самой дальней палатке справа, — она указала дорогу. Я молча поднялась и уже направилась к своему любимому, как Рэн добавила: — Спокойной ночи, Кана!
— Спокойной ночи! — кивнула я ей в ответ.
Я немного потопталась у палатки, собираясь с мыслями, а затем тихонько вошла. Ламиат сидел с обнажённым торсом на кушетке, откинувшись на спинку, с вытянутой рукой. Его загораживала дама средних лет в длинном изумрудном балахоне. Она обрабатывала раны на теле, руках и лице Ламиата. На его грудной клетке и плечах располагались несколько глубоких ран, на лице и шее были красные ссадины, краешек губ набух из-за синяка. Он шипел от боли и сжимал руки в кулаки, когда женщина промокала раны какой-то едко пахнущей жидкостью. Он не сразу обратил внимание, что кто-то вошёл. Но вскоре Лам увидел, что у входа терпеливо стою я, не смея даже потревожить его. Растрёпанная, в рваной одежде, в ссадинах и синяках, я всё же стояла перед ним, слегка улыбаясь краешком рта.
— Кана… ― Ламиат слегка приподнялся с кушетки, боясь спугнуть меня. Я сделала уверенный шаг к нему, дав понять, что он может оставаться на своём месте.
— Вы можете идти, дальше я сама, — обратилась я к служительнице. Наши взгляды встретились, и стало понятно, что она узнала меня.
— Это ты… — она обомлела и чуть не выронила из рук склянку со спиртом, но Ламиат ловко подхватил её.
— Не беспокойтесь, я помню, как обрабатывать раны и делать перевязки, — женщина без лишних слов оставила аптечку на тумбе, легко развернулась и направилась к выходу.
— Канойя, ― уже у выхода обратилась она ко мне, — я очень горжусь вами. Я уверена, у вас всё получится, — с этими словами она откланялась, не дожидаясь моей реакции.
Я подсела на край кушетки к Ламиату, взяв в руки вату и спиртовую настойку, и продолжила обрабатывать раны своему любимому. Он перестал чувствовать боль и лишь только смотрел на меня, зачёсывая мои растрепавшиеся волосы за уши. Мы молчали, не смея прерывать эту благоговейную тишину, наполненную чуткостью и искренностью.
— Откуда эти раны? — начала я наш разговор.
— От стражи. Не беспокойся, я в полном порядке. А вот откуда у тебя синяки?
— Ну… ― я не особо хотела вдаваться в подробности, но подумала: если я хочу и дальше строить доверительные отношения с Ламиатом, то должна рассказывать обо всём, — Даркана нашла моё слабое место, а потом побег от лучника. Это очень тяжело…
— Эй, ты можешь не рассказывать, если не хочешь, — он приподнял рукой мой подбородок, и наши взгляды наконец-то встретились. В его глазах читался страх вперемешку с беспокойством и нежностью, а мои готовы были излить весь поток солёных эмоций.
Лам, прости меня! Я наговорила тебе глупостей, заставила чувствовать себя ненужным и бесполезным… ― мой голос задрожал. Ламиат обхватил моё лицо двумя руками и притянул ближе к себе. Он боялся моих слёз, вернее он не хотел их видеть когда-либо. Самый ужасный звук — это дрожь в голосе родного человека, который вот-вот расплачется.
— Я никогда не упускал ту мысль, что я тебе очень нужен, потому что я помнил все те счастливые мгновения, проведённые с тобой. Ты не могла так просто взять и отказаться от меня… Ты не такая…
— И ты даже не пытался забыть меня? Даже тогда, когда казалось, что я погибла? — недоумевала я.
— Кана, невозможно стереть из памяти то, что стало её частью, — с этими словами Ламиат притянул меня к себе, и наши губы слились в страстном поцелуе, который мы ждали уже вечность. Он длился забвенно долго. А после Лам добавил: — Даваяй я протяну тебе свою руку, и мы пойдём совершать вмести безумные поступки.
— Давай, — я улыбалась, тяжело дыша, потому что хотела вновь сблизиться с моим родным человеком.
Я хотела залезть в его душу, изучить её заново, почувствовать каждую клеточку его тела. Ламиат чувствовал мои мысли и не заставил долго ждать своей решительности. Он моментально схватил меня и усадил на себя, продолжая целовать каждую часть моего тела. С кушетки на пол полетели лохмотья, грязная одежда, а воздух наполнился чувственным воссоединением.
— Кана, я люблю тебя!
— Лам, я тоже люблю тебя…
— Станешь моей женой?
— Что? — я застыла в шоке.
— Не сейчас, а когда всё это закончится, и если мы не умрём. Естественно, я сделаю всё официально, с кольцом и всей романтикой, как полагается. Но я хотел бы знать сейчас и дать знать тебе, насколько ты важна мне…
— Дурачок… ― я залилась румянцев и игриво заулыбалась ему. — Конечно, да! Я стану твоей женой! Это на всю жизнь, я и ты?