Орден хохочущего Патрикея

– Слышь, Зуля. Ты чего за клюквой собрался? Чего за наряд? Сапоги болотные, плащ какой-то покоцаный. Харя вся в газетах. Шапка зимняя. Клещ какой-то рыжий рядом. Ты чего? Нам ехать сутки. Тебя сейчас в исправдом заберут, личность выяснять. С какой ты помойки сюда явился. Валенки бы одел. На улице лето. Забыл что ли от волнения. Я с тобой с таким не поеду, – Эд сделал движение в сторону, показывая всем видом, что собирается уходить, но немножко задержался.

Напарник взял его нежно за локоток и виноватым голосом залепетал: – Сейчас все расскажу. Сейчас… сейчас… С чего начнем?

– С него, – тоном, не терпящим возражений, сказал Эд и ткнул пальцем в рыжего юнца. – Кто это, моншер? Откуда ты его надыбал?

– Это мой друг! То есть мой новый, внезапный друг! Я встретил его сегодня случайно. Возле валенок, чугунных. Он там стоял. И не знал, что к нему идет избавление в моем благородном лице. Он «потеряшка». Он отстал. Правда, я не понял от кого, но ему, он сказал, надо ехать. Я решил, может, ему надо ехать с нами? Ты сам с ним поговори. Он тебе лучше всё расскажет. Давай возьмём его с собой. Довезём его до дома.

– До какого?

– До евоного!

– А! Да до его дома его везти не надо. Он сам дойдёт. Недалеко. Ты знаешь, кто этот «потеряшка»?

– Я? Нет. Он не раскрыл тайны своей. Мне.

– Ладно. Хватит, – Эдвард устало махнул рукой и свистнул, подзывая рыжего шкета. Тот незамедлительно подбежал, но остановился в сторонке, на расстоянии, чтобы в случае опасности успеть унести ноги.

– Ну, привет… «потеряшка», – сказал Эдвард, протягивая руку.

– Ну, привет, – проговорил рыжий шкет, но руки не подал, а спрятал за спину.

– Знакомься, Зуля. Перед тобой стоит достойный отрок. Сын своего отца. Тоже не менее достойного. Иван Глебович. Ваня. Более известен местным жителям, безмерно страдающим от него, под благозвучным именем Воник. Его папа, достойнейший Глеб Егорыч, на данный момент является, как тебе, Зуля, известно, головой нашего города. Поэтому этот маленький сатрап проводит свои акции, никого и ничего не боясь. Видишь, Адрияныч, как ларчик просто открывается. А ну, быстро домой! Я ж не папенька. Я быстро тебя в чувство приведу.

– Постой, постой, Эд. Может, ты путаешь? Он же рыжий. А Глеб Егорыч и его половина тёмные. Может, это не он?

– Да он это, он, – потянулся Эдвард и уже без крика. – Отсылай его домой, скоро ехать. Билеты я взял. А чего ты так оделся-то? Чепушило.

– Ой ты! Гуслик, как он тебя забавно назвал. Петушило. Ой, рассмешил, – заулыбался во весь рот рыжий Воник, не забывая искоса контролировать действия Эда.

– Даже не знаю. Хотел по-праздничному. Побрился, помылся. Вот лицо маленько порезал бритвой. Сунулся в шкаф, а костюм дырявый. Мыши, видно, продырявили. Ну и прикинулся по-спортивному, – не хотел Зуля оправдываться, но надо было.

– Да! Экипировка хоть куда! Но сапоги надо поменять на более удобную обувь. Народ не поймёт. Короче, или ты едешь без сапог, или я еду один. Понятно, монсеньер?

Похоже, вопрос с переобувкой Зули так и завис бы в воздухе нерешённым, если б не неожиданное вмешательство в назревшую ситуацию наглого юнца.

До сих пор, пока Эдвард отчитывал компаньона, грозя ему увольнением, разжалованием, гауптвахтой, рыжий «перец» мирно стоял в сторонке и с упоением ковырял в носу. Но как только Эд залез в свой карман и извлек на свет потасканный конверт с билетами, вьюнош быстро оказался рядом. Беседа между компаньонами и рыжим отроком длилась недолго, минут сорок, сопровождалась дикой жестикуляцией, уходом и приходом всех вместе и каждого по отдельности, некоторыми нецензурными словами и составлением кукишей перед лицами.

Преимущественно перед лицом Воника.

Наконец дискуссия подошла к своему завершению. На свет всплыл конверт с билетами, купюра в сто рублей и медалька с хохочущим Патрикеем. Всё это незамедлительно перекочевало в карман Рыжего, и процессия, раздвигая ногами лужи, поперлась вперед, к дому отца своего сына.