Орден костяного человечка

— Ты поверь мне… Послушай… — шептали где-то совсем рядом. То ли предутренний ветер уже начался… Но вообще-то еще рано, всего четвертый час полуночи. То ли наглая галлюцинация все не идет из головы… Володя не слушал галлюцинацию, влил в рот последние капли. Он еще подумал вдруг, как несправедлив и жесток мир, — вот, на его глазах напилась такая прелестная девушка, как Машенька! Осознавая неисправимую жестокость и несправедливость земной юдоли, Володя немного поплакал, потом опять начал смеяться и уснул совершенно счастливый.

ГЛАВА 32 Подарок — жизнь

1 июля 1995 года

Этот день Володя тоже запомнил надолго, потому что 1 июля произошло сразу три очень важных события. Скажем, период с 12 по 30 июня он помнил достаточно смутно, и не только потому, что был большую часть времени хотя и в разной степени, но пьян. Просто ничего не происходило… То есть происходили, конечно же, и каждый день. Но все события были однообразные, обычные, и только в июле вдруг все изменилось, все вдруг забило ключом.

Самое главное событие в первый день июля состояло в том, что Володя съездил в Усть-Буранный и позвонил оттуда домой. Уже время… По крайней мере, может оказаться — уже время. Да к тому же, и это тоже важно — очень не хотелось сразу же попадаться на глаза Епифанову. Везде-то он опять проштрафился: и опять употребил много портвейна, и «тронул пальцем» Ли Мэй…

В общем, плохо!

Поэтому Володя не стал выходить к завтраку, рассчитав верно — как ни захочет видеть его Виталий Ильич с утра пораньше, а к нему в палатку не пойдет. Поэтому к Володе в палатку пришел посланный Епифановым Андрей и унес новость: Владимир Кириллович болен, встанет позже, придет на раскоп сам.

А когда Фомич увез народ на раскоп, Володя быстро помчался на дорогу, которой не мог минуть Фомич, направляя колеса в Усть-Буранный. Пройти надо было километра три, всего только, но пройти-то надо было очень быстро… И у Володи зелено стало в глазах к тому времени, как он тормознул «фомичевку». Уф…

Закупили продукты («Виталий Ильич, я в последний момент вспомнил, надо же купить и круп, и специй, давно дежурные просили, и кое-каких соков…»), Фомич уже нетерпеливо притопывал ногой, тянуть уже никак было нельзя, и Володя приказал последнее — мол, сейчас надо еще позвонить…

Фомич сделал понимающее лицо, да вот времени-то было всего половина двенадцатого… Значит, в Питере — половина восьмого. Да-а… Ну что ж, придется будить, если приехали.

Володя и сам не знал, что волнуется до такой степени: телефонная трубка чуть ли не плавала в поту, рука скользила. Или это тоже алкогольное?

— Алло…

— Приехали?!

— Кто это?

Боже какое облегчение! Зажимая левой рукой гулко заколотившееся о ребра, способное выскочить сердце, Володя тихонько позвал — так, словно Сашка был тоже фантомом, чудом в короне из перьев, почудившимся спьяну и заполночь в сырое сибирское утро. Словно Сашка тоже мог исчезнуть, как привидевшийся человек:

— Саша… Сынок, это ты?

— Да… Папа, это ты звонишь?!

— Сынок! Вы когда прилетели?!

— Вчера… Папа, я тебе привез крабика!

— Кого привез?!

— Крабика… Помнишь, ты мне дал несколько долларов? А там продавались сувениры — сушеный краб, такой красивый, весь рыжий.

— Спасибо, Саша… Что, русский консул не понадобился?

— Нет… (сын ответил только после паузы). Мама очень сердится на тебя… Ты это знаешь?

— Знаю. Я тоже сержусь на маму, и маме придется кое-что пережить. А у меня для тебя тоже есть сообщение: у меня в экспедиции Васька, и еще ваш родственник… троюродный, он из Испании, Женька. Может, приедешь и ты ко мне? Будете тут бегать вместе.

— Нет… Папа, я к тебе не приеду, мама говорит, денег уже не осталось. И говорит, что незачем тратить еще деньги, разъезжая по этой свинячьей стране дураков.

— Мама, как всегда, очень логична… Видишь ли, денег у меня целая куча, и если нужно, я тебе сразу вышлю. Но если не можешь или не хочешь сердить маму — тогда, конечно, ты не приезжай. Скоро все равно раскопки кончатся, и я сам приеду в Петербург. Ты напиши мне письмо… Напиши про все, что ты там видел и что пережил. Договорились?

— Конечно, мы договорились.

В одиннадцать часов сорок минут местного времени из кабинки вышел человек, имеющий совсем другие перспективы, совсем другую судьбу, чем вошедший в нее в одиннадцать часов тридцать минут. Сине-сизые горы Хакасии вокруг Усть-Буранного, ярко-желтые поля цветущей сурепки, прямоугольники с разными оттенками зеленого и сине-сизого между горами и мчащейся по шоссе машиной, выцветшее небо над головой — все воспринималось иначе… Если хотите, приобрело другой вкус. Чувство огромного облегчения делало иным и мир, и самого Володю Скорова. Словно бы пузырьки шампанского вскипали в его крови, наскакивали друг на друга, весело лопались.

— Фомич, у тебя «Беломор»? Можно стрельну?