— Но ведь это же и правда очень понятно… — внезапно вмешалась Ли Мэй. — Русские — они же совсем другие, чем советские. Мой дед, когда прятал русского от советских, всегда удивлялся, как они ухитряются так отличаться?!
— Русского от советских? — не мог сразу понять Епифанов.
— Конечно… Весной 1945 года Красная армия вошла в Русскую Маньчжурию. Мой дед учился в Харбине, в русской гимназии, и когда пришли красные, его отец спрятал русского купца и его сына… Дед учился с этим русским в гимназии. И дед всегда удивлялся, какие они разные — русские, к которым он привык и у которых учился, и советские. Русские, говорил, вежливые, умные… и… и… вы уж извините, но мой дед, он говорил так: «трудолюбивые почти как китайцы». А советские ленивые, тупые и ничего не делали, только грабили.
Епифанов чесал в затылке, братья откровенно хохотали. Продолжало вечереть; участок земли, на котором они находились, уходил от Солнца, поворачивался в сторону от светила. Солнце коснулось ложбинки между горбами холмов, чуть повисело, касаясь лучами хребта. Скрылась часть диска. Весь диск.
А в палатке еще долго разговаривали, передавая друг другу кружки с коньяком и вкуснейшим соусом, который научились делать Курбатовы в Латинской Америке. Так и сидели, несмотря на холод, пока не хлынул опять проливной дождь, уже во втором часу ночи, и не пора стало идти спать.
— Я хочу проводить вас, Ли Мэй.
— Проводите, мне будет приятно.
Но, что характерно, провожал ее Володя молча, и Ли Мэй тоже не сказала ничего, кроме «спокойной ночи» у палатки.
ГЛАВА 36
Советская методика раскопок
Струи дождя хлестали по лицам людей, по прорезиненным плащам. Воды лилось столько, что трудно было поверить: неужели столько может найтись в тучах?! Дождь залил весь раскоп и продолжал заливать: вода перехлестывала через край, проделывала свои русла в теле кургана, изливалась на равнину. Целые ручьи появились тут за последние несколько дней.
— Копать невозможно, вы же видите!
Кислотрупов прокричал эти слова чуть ли не в ухо Мордюкова: иначе шум и плеск помешали бы его услышать.
— Копать невозможно уже две недели, — пожал плечами Мордюков, — и будет невозможно еще две недели, даже если дождь кончится сегодня!
Мордюков прав. А ведь через две недели уже полетят белые мухи… Заморозок, второй — и землю крепко схватит лед. Если даже на поверхности земли и будет днем еще тепло — то не в недрах земли, где вода сразу же, после первого заморозка, превратится в лед — и это уже до весны. А ведь дождь вряд ли закончится сегодня… Если смотреть на вещи реально — раскопки на этот год закончены. Значит, не докопали курган. Значит, не будет золота для Родины и партии. А вот что это значит для Кислотрупова… Это еще неизвестно.
Молча стоит Мордюков, смотрит на недокопанный раскоп, сразу превратившийся в бассейн. Будь потеплее, купаться можно было бы в раскопе. Но уже не тепло, и скоро он, Мордюков, сменит свой обязательный серый костюм на такой же обязательный синий — так уж полагается зимой. Что-то он думает, верный сын партии, недреманное око людей, поджидающих в Москве Кислотрупова?!
— Гражданин… Товарищ Мордюков, я хочу привезти золото в этом году!
— Хорошее желание, товарищ Кислотрупов… Но я думаю, оно неосуществимо.
Мордюков тыкает рукой в раскоп — мутная вода под сильными струями дождя.
Что делать?! Что делать?! Мордюков говорит — неосуществимо! И отчаянно упало, заколотилось где-то в пятках сердце. Золота нет. Он виноват. Что скажет начальник кабинета?! Он не знает! Нет, он знает слишком хорошо…
— Товарищ Мордюков, если нужно, давайте останемся здесь до зимы! Разложим костры, будем оттаивать землю!
Действительно — это же превосходный способ проявить героизм, совершить подвиг во имя… на благо… несмотря… В памяти мелькнуло что-то из газет: героический Отто Юльевич Шмидт на льдине, Абалаков, обнимающий камни на вершине пика Коммунизма…
— Вы уже подсчитали, в какую сумму обойдется раскопка зимой?
Мордюков прокричал эти слова прямо в ухо Кислотрупову, но послышался тому не натужный крик сквозь плеск дождя, а какой-то зловещий, мрачный шепот. Вот оно! Нет выхода. Нет никакого исхода. Нет золота, нет результата, и значит — нет самого Кислотрупова!
— Он не оправдал доверия партии и правительства, — так скажет владелец кабинета, и Кислотрупов исчезнет.
Наплыло воспоминание — две фигуры в форме, вытянувшиеся у двери.
— Чаю! — приказал тогда владелец кабинета, и принесли чай, с лимоном и сахаром. А в другой раз хозяин кабинета прикажет иное:
— Забрать!
И те же самые двое вцепятся в руки Кислотрупова, выволокут его в другую комнату — уже без мебели, обитую железом, вывернут карманы и ощупают каждый шов одежды.
— Руки за спину! Не оборачиваться!