Орден Манускрипта. Книги 1-6

— Что это значит?! — Мириамель встала, на мгновение гнев в ней победил страх. — Вы не можете поступать так! — Она начала боком двигаться к темному углу пещеры, где, как она думала, мог быть вход в туннель. Джисфидри протянул руку и схватил ее за запястье. Его тонкие пальцы были мозолистыми и твердыми как камень. Скрытая сила — почти невероятная сила — была в этом тонком дворре.

— Пожалуйста, смертная женщина, мы объясним вам все, что возможно. Согласитесь теперь остаться с нами. Мы будем искать вашего друга.

Она попыталась вырваться, но это было безнадежно. С тем же успехом она могла бы попробовать перевернуть землю.

— Так, — сказала она наконец. Страх сменился отчаянием.. — У меня нет выбора. Объясните мне: что произошло? Но если с Бинабиком что-нибудь случится из-за того, что вы сделали, я… я найду способ отомстить вам, кто бы вы ни были. Найду.

Джисфидри наклонил огромную голову, как собака, которую бранят:

— Не наше желание принуждать других к чему-то против их воли. Мы сами слишком много страдали в руках плохих хозяев.

— Если я должна быть вашей пленницей, хотя бы называйте меня по имени. Я — Мириамель.

— Тогда Мириамель. Простите нас, Мириамель, или по крайней мере не судите, пока не будет услышано все, что мы хотели сказать.

Она подняла миску и сделала еще глоток.

— Тогда расскажите мне.

Дворр оглянулся на своих соплеменников — круг огромных темных глаз — и начал говорить.

— А как Мегвин? — спросил Изорн. Из-за повязки голова его казалась странно распухшей. Ледяной воздух проник сквозь клапан палатки, и пламя маленького костра замерцало.

— Я думаю, что она, может быть, вернется к нам. — Эолер вздохнул. — Прошлой ночью она начала немного двигаться и дышать поглубже. Она даже сказала несколько слов, но шепотом, и я не смог ничего разобрать.

— Но это же хорошие новости! Почему у тебя такое вытянутое лицо?

— Женщина-ситхи приходила посмотреть на нее. Она сказала, что это похоже на лихорадку — иногда больной выплывает на поверхность, как тонущий, который делает последний глоток воздуха, но это не значит… не значит… — Голос Эолера задрожал. Он сжал зубы, пытаясь справиться с собой. — Целительница сказала, что она все еще так же близка к смерти, как и раньше, — если не ближе.

— А ты веришь ситхи?

— Это не болезнь плоти, Изорн, — тихо сказал граф. — Это рана и без того поврежденной души. Ты же видел ее в последние недели. — Он сплел пальцы, потом снова расплел их. — А ситхи о таких вещах знают больше, чем мы. Что бы ни случилось с Мегвин, оно не оставило следов — нет ни сломанных костей, ни кровоточащих ран. Скажи спасибо, что твои раны — это обычные земные раны, которые можно залечить.

— Так я и делаю, слово чести. — Риммер нахмурился. — Ах, милостивый Узирис! Эолер, значит, у тебя опять плохие новости. И никто ничего не может сделать?

Граф пожал плечами:

— Целительница сказала, что помочь Мегвин не в ее силах. Она может только немного облегчить ее страдания.

— Проклятая судьба! Такая славная девушка! Над семьей Лута тяготеет какое-то проклятие!

— Никто бы этого не сказал еще год назад. — Эолер закусил губу, прежде чем продолжить. Его собственное горе росло до тех пор, пока не начало казаться, что оно должно либо исчезнуть, либо убить его. — Но, щит Мюрага, Изорн, неудивительно, что Мегвин искала богов! Нетрудно было решить, что они покинули нас: ее отец убит, брат растерзан, разрублен на куски, ее народ в изгнании. — Он задыхался. — Мой народ! А теперь бедная Мегвин сходит с ума и умирает в снегах Наглимунда. Это не просто отсутствие богов, нет, они как будто решили покарать нас!

Изорн начертал знак древа.

— Мы никогда не узнаем, чего хотят небеса. Может быть, у Господа свои планы относительно Мегвин, а мы просто не можем его понять?

— Возможно. — Эолер подавил раздражение. Не было вины Изорна в том, что Мегвин ускользала, и то, что он сказал, было добрым и разумным, но сейчас граф Над Муллаха не хотел ни доброты, ни разума. Он хотел выть, как волк на Фростмарше. — Укуси меня Куамн, Изорн, видел бы ты ее! Если она не лежит неподвижно как смерть, лицо ее полно ужаса, а руки сжимаются, вот так, — он протянул к Изорну собственные руки со скрюченными пальцами, — как будто ищет помощи. — Эолер в отчаянии ударил ладонями по коленям. — Ей нужно что-то, а я не могу ничем помочь. Она потеряна, а я не могу найти ее и привести назад. — Он судорожно вздохнул.

Изорн смотрел на друга. В глазах его светилось понимание.

— О Эолер! Ты любишь ее?

— Я не знаю! — Граф на мгновение закрыл лицо руками. — Когда-то я думал, что могу прийти к этому, но потом она стала неприветливой и холодной. Она отталкивала меня при любой возможности. А когда безумие овладело ею, она сказала, что любила меня с детства. Она была уверена, что я буду смеяться над ней, и не хотела, чтобы ее жалели. Поэтому она всегда держала меня на расстоянии — чтобы я не догадался, в чем дело.

— Мать Милости! — выдохнул Изорн. Он протянул свою веснушчатую руку и сжал ладонь графа.

Эолер почувствовал простую силу этого пожатия и долго не отнимал руки.