— Что сказал эскритор Веллигис? В конце-то концов это собор Святого Сутрина принадлежащий Матери Церкви, конфискован в Эрчестере. Это ведь корабли герцога Леобардиса, так же как и вашего короля Ллута украл Гутвульф в суверенном порту Абенгейта. Леобардис и Ликтор Ранессин близки; они правят Наббаном, как один двуглавый монарх. И я думаю, у Веллигиса есть что сказать от имени своего господина.
— Он может сказать много, но почти ничего существенного, друг мой. — Эолер устало опустился на стул. По мере того как солнце садилось, света становилось все меньше, и маленькая комната все больше погружалась во тьму. — Что думает герцог Леобардис об этой пиратской акции — прямо в эрнистирийском порту похищены три корабля с зерном — благочестие Веллигиса не знает. Он всегда высказывается неопределенно по поводу своего хозяина. Его святейшество Ранессин, надо полагать, собирается стать миротворцем между Леобардисом и королем Элиасом. Кроме того, он явно хочет немного укрепить в Хейхолте позиции вашей эйдонитской церкви. Может быть, мне удастся разобраться во всем этом, когда я буду в Наббане — по приказанию моего короля Ллута. Но я боюсь, что Ликтор, если я правильно понял его намерения, просчитался. Судя по тому презрению, с которым смотрят на него лизоблюды Элиаса, король еще даже меньше, чем его отец, склонен находиться в широкой тени Матери Церкви.
— Сколько заговоров! — простонал Изгримнур. — Сплошные интриги! Ну непригоден я для этого занятия. Дайте мне меч или топор, и я буду наносить удары.
— Вот почему вы так привязаны к чуланам! — улыбнулся Эолер и достал бурдюк с хмельным медом. — По-моему, никто ничего не пронюхал. У вас не так уж плохо получается с интригами на старости лет, мой добрый герцог.
Изгримнур поморщился, но бурдюк взял.
Он сам-то прирожденный интриган, наш Эолер. Какое счастье, что есть хоть один человек, с которым я могу обсудить все, волнующее меня! Как говорится в эрнистирийской песне, он с дамами похож на мотылька, но как скала тверда его рука. Настоящий союзник для предательских времен.
— Есть кое-что еще, — Изгримнур передал бурдюк обратно Эолеру и утер губы.
Граф сделал долгий глоток и кивнул:
— Выкладывайте. Я весь — уши, как цирккольский заяц.
— Мертвец, которого старый Моргенс нашел в Кинсвуде, — сказал Изгримнур, — убитый стрелой. — Эолер снова кивнул. — Это был мой человек. Я никогда не узнал бы его, если бы не сломанный нос. Он сломал его, выполняя одно давнее поручение. Его звали Виндесенн.
— Ваш человек? — Эолер поднял бровь. — И что он делал? Вы знаете?
Изгримнур кротко засмеялся, как залаял:
— Конечно. Потому я и держу язык за зубами. Я послал его, когда Скали из Кальдскрика забрал, наконец, своих родственников и уехал на север. Острый Нос завел при дворе куда больше друзей, чем мне бы хотелось, так что я послал Виндесенна с посланием к моему сыну Изорну. Раз уж Элиасу угодно было занимать меня какими-то смехотворными поручениями и псевдодипломатиями, которые он называет крайне важными — а если они уж такие важные, зачем их доверять такой старой боевой собаке, как я? — мне хотелось, чтобы Изорн был особенно бдительным. У мальчика и без того достаточно неприятностей, а Скали я доверяю не больше, чем голодному волку. С севера идут плохие новости — дороги небезопасны, селяне перебираются в центр страны, да ко всему еще эта проклятая погода. Тяжелое время, и Скали это отлично знает.
— Так вы думаете, он и убил вашего человека? — спросил Эолер, передавая герцогу бурдюк.
— Откуда я знаю! — Изгримнур запрокинул голову, кадык его ходил ходуном, тоненькая струйка меда побежала по голубому камзолу. — Это первое, что приходит в голову, но я все-таки сомневаюсь… — Он с отсутствующим видом потер пятно, образовавшееся на ткани. — Если Скали и поймал Виндесенна, он должен был понимать, что, убивая, совершает прямую измену. Я дурного мнения о Скали, но так или иначе он остается моим вассалом, а я — его сеньором.
— Тело ведь было спрятано!
— Да, но не так уж хорошо. И почему так близко от замка? Почему им было не подождать, пока он доберется до Вальдхельмских гор или выйдет на дорогу к Холодному пути, и не убить его там, где я никогда об этом не узнаю? Кроме того, мне странно, что Скали воспользовался стрелой. Я могу себе представить, что он зарубил Виндесенна своим огромным топором, но застрелить и спрятать в Кинсвуде… Странно это.
— Тогда кто?
Изгримнур покачал головой, ощутив наконец действие меда.
— Я не знаю. Это и тревожит меня, эрнистириец, — сказал он, помолчав. — Странные вещи происходят. Рассказы путешественников, замковые слухи…
Эолер подошел к двери и распахнул ее. Свежий воздух хлынул в комнату.
— Времена действительно странные, друг мой, — сказал он и глубоко вздохнул. — Но, может быть, самый главный из странных новых вопросов — куда же делся среди всех этих странностей принц Джошуа?