Возвращались уже темной ночью, шли осторожно. Девять человек неслышно ступали на листья и корни деревьев, прятались за густыми зарослями леса – прифронтовая зона.
Тенями двигались проводники со своими четвероногими бойцами. Только у Бабулько с Вано опять что-то не получалось. Собака постоянно нервничала, оборачивалась и совсем не слушалась проводника.
– Да что с тобой, окаянный? – прошипел Бабулько, стараясь, чтобы никто не услышал, что с собакой он сегодня не может совладать. – Куда ты тянешь-то?! А, черт! Руку поранил из-за тебя! Сейчас я…
Тут Вано почувствовал слабину в поводке, рванул покрепче и мигом понесся в кусты.
– Ванька!! – громким шепотом закричал Бабулько, но тут же осекся.
С той стороны, куда рванул Вано, послышались немецкие крики, вопли, выстрелы.
– Ванька!! – забыв про всю осторожность кинулся Бабулько вслед за собакой.
Где-то раздалась пулеметная очередь. Уже не только Бабулько, но и все бойцы кинулись на шум. Собак отпустили, те мгновенно растворились в темных зарослях.
Добежали быстро. Из-за ночной темноты сначала ничего не было видно. И только после того, как сержант включил фонарик, можно было разглядеть три немца. Один был мертв – с разорванным горлом. Другой был застрелен, наверняка, сам Бабулько его и застрелил. А на третьем, не шевелясь, лежал Ванька. Даже в темноте были видны темные пятна на шкуре.
– Ванька, ты только потерпи, – подполз к собаке Бабулько. У парня были перебиты ноги, он не мог подняться. – Слышь, Ванька, отпускай этого фрица, все, отпускай…Отпускай его…Ванька, Вань, гляди, чего дам…
– Коль… Коля, ему уже ничего не надо, – покачал головой Варшов, растеряно гладя собаку по окровавленной шерсти.
– Не просто так погиб Ванька, – осторожно перевернул собаку Сенин. – Двух фрицев с собой забрал. Слышь, Коль, герой Ванька, герой.
– Трех, – швыркнул носом Бабулько. – Этого, третьего – тоже он. Он ему ноги разорвал. А я уж потом… Это он его и… не успел я… Вань, не успел я…
Прутков отошел подальше, чтобы матерые бойцы, не видели, как он плачет. По-мальчишески, горько, взахлеб. Ну что делать, если он так любит этих четвероногих. Ну и…да! Он еще зеленый. Молодой. Ну, так ведь он же не прячется! Не трусит! Он просто… ну…
– Иди ко мне, Стал, – уткнулся Прутков в шерсть собаки, и худенькие плечи парня еще больше задрожали под гимнастеркой.
Сержант Сенин сломал ветки и забросал труп собаки.
– Товарищ сержант! – постарался подняться Бабулько. – Я Ваньку здесь не оставлю! Я его…
– Отставить! – рыкнул Сенин. – Не спроста эта троица здесь была. Уходить надо. Варшов, как Бабулько?
– Да хреново, надо сказать, – почесал голову Варшов. – Обе ноги перебиты. Специально по ногам били, гады. Не знаю, насколько серьезно, но сам точно не дойдет.
Ясенцев и Кудахин молча подошли к другу и подняли его на руки.
– Погодите, ребята… – никак не мог бросить собаку парень. – А Ваньку моего… никак нельзя?
– Коль, – отвел глаза сержант. – Ему сейчас ничего не надо. Ничего. А вот потом, когда гадов фашистских разобьем, мы потом им такой памятник забабахаем! … Всем. И Ваньке твоему, и моем у Бурану… Я тебе обещаю, Коль… давайте, ребята, уходить надо.
Кудахин и Ясенцев понесли Бабулько, а Прутков взял их собак на поводок – мало ли, кого по этим лесам носит, пусть собаки рядом будут. И Стал Пруткова, и Гриф, и Валет послушно шагали рядом, только изредка оглядываясь назад – на своих проводников, да еще на пушистого сотоварища, который так и остался лежать, закиданный ветками.
Уже через час в деревенской избе, в которой расположилось отделение, за столом сидели бойцы и вспоминали неожиданную встречу.
– Как думаешь, Варшов, довезут Бабулько-то? – беспокойно спрашивал Данилов у Варшова. – Не слишком он много крови потерял?
– Не слишком, мы быстро подоспели, – пил чай ветеринар. – Да и ребятам его вовремя передали – уже к утру будет у настоящих врачей.
– Вот что ни говори, а Бабулько счастливчик, – фыркал Климов. – Это ж надо – ночь на дворе, а тут тебе ребятам в тыл приспичило, и тебе телега, и сопровождающие, и на больничную койку сразу!
– Позавидовал, – горько усмехнулся Ясенцев.
– Да и какая больничная койка?! – взвился Прутков. – Просто ребята из танкового отделения в Мартыновку передвигались, вот и подобрали по пути.
– Да ладно, чего накинулись? – пожал плечом Климов. – Я без злобы. Микола нормальный мужик, не трус.
– Да и Ванька его нормальный был, – тут же добавил Прутков. – Тоже не трус! И пусть ему там… нормально будет…
И парень захлестнул рюмку водки, как глубоко бывалый вояка. Данилов только покачал головой.
В большой избе, за печкой, в уголке, отгороженном занавеской, была комнатка сержанта. Места там не много, да много и не надо – только, чтобы уместился куцый столик, да железная кровать.