Орден Розги. Дрессаж

После порки я испытывала такую жгучую боль, что некоторое время ничего не видела, и миссис Д., взяв меня за руку, провела через комнату. Когда я настолько пришла в себя, что смогла оглядеться, моим глазам предстало зрелище, какое, я уверена, и не снилось журналисту, чью заметку я упоминала в предыдущем письме. Но эту сцену я сберегу для следующего письма, поскольку у меня закончились и время, и бумага. Напиши хотя бы строчку о том, получила ли ты мое письмо, и поверь мне, я все еще являюсь твоей преданной подругой,

М. Энсон

Письмо третье ПРЕКРАСНЫЕ ФЛАГЕЛЛЯНТКИ

Дорогая Мэрион!

Думаю, что тебе не терпится прочесть продолжение моей истории и хочешь наконец знать, что же я увидела, когда мне сняли с глаз повязку после столь безжалостной порки. Как я уже говорила, поначалу что-либо разглядеть было очень трудно, поскольку я могла только корчиться от боли и извиваться, словно уж, а дамы лишь издевательски хохотали над моими мучениями. Через некоторое время боль утихла, и я смогла осмотреться. Моему взору предстала самая странная картина, которую я когда-либо видела: вдоль всей комнаты, с розгами в руках стояли дамы, каждая у своего кресла. Их костюмы были просто невероятны, и большая часть одетых в них дам казались привлекательнее, чем обычно, так как раскраснелись от возбуждения.

Леди С. стояла на возвышении, словно жрица Изиды с лавровым венком в волосах и в кашемировой мантии, обернутой вокруг одного из ее колен. На ногах у нее вместо туфель были сандалии, а поскольку она очень некрасива, стара и вовсе не стройна, можешь себе представить, на кого она была похожа в таком наряде. Прелестная княгиня З. стояла справа от нее, как средневековый придворный паж, ее красоту подчеркивал костюм из рубинового бархата и белого атласа, а шелковое трико очерчивало каждый мускул ее изящных ножек.

Миссис Д. выбрала настоящее старинное платье начала нынешнего столетия, хотя она выглядела очень забавно в этом наряде, с талией под мышками и столь узкой юбке, что когда миссис Д. села, получилось то еще зрелище.

Но я не могу упомнить платья всех дам, ведь они меняли наряды так часто, что это неописуемо, и я нисколько не удивляюсь тому, что мужчины стонали из-за столь разорительных затей своих супруг. Каждая женщина держала в руках розгу из гибких и крепких веточек, перевязанных ленточками под цвет одежды. Эти веточки и послужили основным поводом для поездки княгини З. в Париж, так как если бы дамы нарвали их в таком количестве в окрестностях, это могло бы возбудить подозрения. На оттоманке, где я, стоя на коленях, получала последнее суровое наказание, лежали еще две розги.

— Маргарет Энсон, подойдите, — снова произнесла леди С., и я робко ступила вперед, удивляясь, неужели мне уготована еще одна порка.

— На колени.

Я опустилась на колени, она вручила мне розгу и объявила, что отныне я являюсь служительницей Веселого Ордена, поэтому имею право присоединяться к их церемониям и обязана принимать участие в порках. Затем мне было велено подняться, занять свое место с краю и приготовиться проделать с вновь пришедшей то же, что только что было проделано со мной.

Дорогая моя, когда я подумала о том, кто должен быть следующей, это почти заживило мои раны, ведь в комнату вошла эта брюзга, горничная леди С. Все это время она ждала, стоя в темноте в отличном настроении, а теперь я украдкой проверяла, все ли хворостинки розги расправлены и в полном ли они порядке для хорошего жгучего удара. Мой удар должен был быть первым, и я решила, что он ей кое за что отплатит. В этот раз глашатаем была моя госпожа, и я была уверена, что она сделает все возможное, чтобы напугать Стивенс, поскольку ее не любила.

Если дамы смеялись, когда в комнату ввели меня, то над несчастной Стивенс они хохотали вдвое громче. Она была высокой худой женщиной, никогда не блиставшей красотой, у нее было хмурое, изнуренное лицо, которое завязанные глаза делали просто ужасным. На ней было что-то из гардероба ее хозяйки, но эта одежда оказалась слишком коротка для Стивенс, а от застиранного зеленого пеньюара ее землистый цвет лица выглядел еще более серым. Войдя в комнату, она была обескуражена, и когда из уст ее хозяйки слетел приказ «Приготовьте ее», когда Стивенс почувствовала прикосновение дам к ее одежде, она с визгом подпрыгнула, пытаясь высвободить руки. Но тщетно. Моя госпожа дала знак, чтобы я держала крепко, и я, уверяю тебя, сделала это с большой охотой. Бедная Стивенс! Рывки и сопротивление оказались без толку, и, несмотря на жалобные вскрики, ее одежду закатали и закололи у плеч, подобно тому, как это делали со мной.

— О моя госпожа! — кричала она. — Где моя госпожа? Она никогда бы не вздумала так обращаться со мной! О милые дамы, отпустите меня, и я сделаю все, что вы пожелаете, и никогда ни единой живой душе не проговорюсь о том, что видела и слышала здесь!