– Эриф был, по понятным причинам, расстроен, когда
– А ты думал, он просто мирно уйдет?
– У нас с собой был коготь ястреба, – защищается Верус.
От этого названия все внутри у меня опускается, и я моментально возвращаюсь в кабинет Дорсина. Он задавал мне вопросы, но я ничего не могла вспомнить.
Резкий голос орка и его незабываемая вонь набрасываются на меня, словно он – прямо тут, в этой комнате с нами.
Я оглядываюсь, убеждаясь, что его нет – конечно, ведь этот ублюдок мертв. Я стряхиваю с себя обрывки воспоминаний и концентрируюсь на губах Веруса и на том, что он говорит.
– Эриф не собирался его убивать, может быть, ранить, но он знал, что Общему Делу нужны союзники. И он не стал бы им рисковать – даже чтобы отомстить за смерть брата.
Наверное, мне следует как-то отреагировать на его слова, но вместо этого я задаюсь вопросом: коготь ястреба используют при похищениях или им обычно пользуются люди Веруса? Когда-то я думала, что у меня есть семья или кто-то, кому я небезразлична. Выкуп, который надеялся получить Дорсин, всегда подтверждал эту теорию.
Но что, если меня предали? Что, если меня продали мои собственные родственники? Что я тогда буду делать?
Гнев и сомнения закипают в моем желудке. Такое ощущение, что кислота пытается прожечь мои внутренности.
Я заставляю себя расставить приоритеты: сейчас важнее этот конкретный разговор, а не размышления о том, что, возможно, в конце пути меня не ждут никакие любящие объятия близких. И все, что мне останется, – это найти того, кто подтолкнул меня встать на этот херов путь.
Верус качает головой и бросает на меня обвиняющий взгляд.
– Если бы ты не напала, все бы шло по плану.
– Я думала, вы негодяи и предатели.
– Айджиины не предают, – огрызается Верус, основательно обидевшись.
Я смеюсь, не в силах сдержаться. Не знаю уж, кто такие эти Айджиины, но если этот придурок действительно думает, что предательство в его семье невозможно, то он идиот. Если мои подозрения окажутся верны, то само мое существование докажет, что он ошибается.
Я наклоняюсь вперед, устав изображать сдержанность и терпение.
– Я понимаю, что смотреть в глаза члену Ордена Скорпионов – это страшно, и, возможно, именно поэтому ты кое-что позабыл. Однако я четко помню, что Эриф предлагал только два варианта, – я показываю Верусу два пальца, словно он – глупый
Его щеки наливаются красным, а в глазах плещется ярость.
– Снимай свои чары, или мы закончили. Это не имеет никакого смысла. Лучше два раза подумать, прежде чем сомневаться в воле кланов и ставить под сомнение нашу клятву, – рычит он, натягивая путы с такой силой, что сухожилия на шее напрягаются, а на лбу от злости вздувается жилка.
Я некоторое время наблюдаю за ним, размышляя, хватит ли с него или стоит еще поднажать. Его убийственный взгляд вскоре исчезает, теперь он смотрит скорее сердито, и мне хочется влепить ему пощечину, чтобы сбить с его лица всю напыщенность.
Я поворачиваюсь к Тареку и встаю, направляясь к темному выходу. Тарек следует за мной, молча закрывая от посторонних глаз, наклоняется и вытягивает из меня свою туру.
Я стою, медленно обнажаясь, и мое сердце бешено колотится.
Сейчас меня закрывает и защищает мощное тело Тарека, но стоит ему отойти, и у меня не останется другого выбора, кроме как выйти из тени. Я не знаю, что тогда произойдет, как отреагирует Верус, когда увидит меня.
Узнает ли он меня?
Поймет ли, что произошло?
Расскажет ли он мне, что со мной случилось, если узнает?
Я сглатываю, прогоняя комок, образовавшийся в горле, ненавидя то, насколько уязвимой я себя сейчас чувствую. Одно дело – быть такой со «скорпионами», но Верус не заслужил, чтобы я показывала ему свою уязвимость.
Я напоминаю себе, что
В животе у меня завязываются узлы.