Орден Скорпионов

Лекари снуют туда-сюда, убираясь после явно насыщенной событиями ночи. Рабыня клинка лежит на койке, ее взгляд пуст. Лекарь вытирает лужи крови на полу и на койке, я вижу на темной коже женщины несколько рваных ран. Она мертва – и она единственная фейри здесь, не считая лекарей.

Страх и гнев борются в моей груди, пока я судорожно оглядываюсь по сторонам, ища подтверждение тому, что я и так уже знаю.

Осет нигде нет.

Пока мы пытались понять, кто она и что это означает для нас, ее отправили на смерть.

16

Осет

– Положите ее сюда! Она потеряла много крови. Забинтуйте раны потуже. Фаррен, возьми все бутылки гемока и скажи Зинни, чтобы он сделал еще – немедленно! – командует рядом чей-то голос, и я просыпаюсь.

Кругом снуют толпы лекарей и слуг, в палату вбегают новые и новые фейри.

То, что было тихой уединенной комнатой, теперь превратилось в улей, полный суматохи. Поначалу я не понимаю, что происходит, а потом поворачиваюсь налево – там лекарей и слуг больше всего. Два лекаря отходят друг от друга, и я отчетливо вижу темную шелковистую кожу и агонизирующий взгляд ярко-карих глаз.

– Тария? – шепчу я, глядя на кровь, льющуюся из ее груди. Она быстро окрашивает койку в красный и капает в лужу на полу.

Меня переполняют тревога и ужас, но все, что я могу делать, это смотреть, как лекари снуют вокруг маленькой рабыни клинка, пытаясь помочь ей.

– Это следы укусов? – спрашивает кто-то из лекарей, но я не вижу кто. – Во имя королей, что с ней сотворили?

На вопрос, откуда могли взяться на теле маленькой фейри такие травмы, никто не отвечает.

– Не покидай нас, – уговаривает одна из лекарей Тарию.

А я беспомощно наблюдаю, как болезненный блеск в ее глазах внезапно тускнеет, а затем, словно кто-то гасит волшебный огонь, он затухает.

Комнату наполняют крики и проклятия, кто-то встает у моей койки, загораживая от меня девушку, с которой я сражалась бок о бок и вступала с ней в схватки все время моего пребывания в Приюте.

Я ошеломленно смотрю на Тарию. Она шепотом рассказывала мне о своих мечтах поздно ночью, когда нас больше радовали сны наяву, чем настоящие сновидения. Я помню, как в ее прекрасных глазах загоралась искра гордости, когда она хорошо выступала перед мастерами.

Ее Тиллео продала ее мать. Тария говорила, что в доме было слишком много ртов, которые нужно было кормить – а кормить их было нечем. Как и многие рабы, она мечтала разобраться с долгами, а потом заботиться о своей семье – но ее мечтам никогда не стать реальностью.

Атмосфера в палате становится более мрачной, тяжелой. На мгновение я почти верю, что лекари правда переживают о гибели одного из рабов, что они чувствуют, как погас свет, мерцавший в крошечной Тарии, несмотря на все невзгоды, выпавшие на ее долю. Но потом я слышу обеспокоенные шепотки о том, что будет делать Тиллео, когда узнает о потере своих денег.

Никакого горя – лекари просто напуганы, а Тария – не более чем вещь, которую они должны были беречь, но не справились.

Пустые карие глаза смотрят на меня. Я не могу ничего с собой поделать и смотрю в них в ответ. Я спрашиваю себя: вот так я буду выглядеть в самое ближайшее время? Мое лицо будет расслабленным? А когда кровь перестанет литься из ран на пол, тело тяжело осядет? Смерть быстро коснется моих губ и сразу заберет всю мою боль, или агония будет длиться до тех пор, пока я не начну умолять о долгожданном конце?

– Что за хрень у вас тут творится? – Тиллео рявкает у меня за спиной, я едва не подпрыгиваю и сдерживаюсь, чтобы не зашипеть от боли, грозящей накрыть меня с головой.

– Нам жаль, Тиллео, но она была уже слишком плоха, когда ее привезли. – Я вижу, что лекарю приходится бороться с собой, чтобы не показать своему хозяину, как он его боится.

– Слишком плоха? – рычит Тиллео, подходя ближе, чтобы осмотреть Тарию. – Кто это сделал? – Его пронзительный взгляд быстро переходит от одной раны на теле маленькой рабыни клинка к другой, и к следующей, к следующей.

Лекари смотрят на кучку рабов дома, что дрожат в темном углу. Один из них шагает к Тиллео, взгляд уперся в землю, а пальцы сжимают окровавленную тунику, будто это придаст ему сил, чтобы наконец заговорить.

– Она была в южном крыле, хозяин. Ползла по коридору. – Его слабый голос подрагивает, а движения нервные, беспокойные. – Из-за одной из дверей покоев гостей еще доносились крики, – робко добавляет он и замолкает, будто надеясь, что больше ничего говорить не придется.

Тиллео стоит спиной ко мне, смотрит на избитое существо на койке. Я не вижу его лица, но по тому, как напряглись его плечи во время рассказа раба дома, я понимаю, что ничего объяснять ему не нужно. Он и так прекрасно знает, что случилось.