Как только Скрябин и Кедров выбрались на крышу пятиэтажного дома, откуда Стебельков чуть позже рассчитывал перепрыгнуть на соседнюю четырехэтажку, так сразу направились туда, где, по их мнению, должны были находиться поручни пожарных лестниц. Вот тут-то друзей и ждало открытие.
Миша чуть задержался на пути от чердачного окна. Единственный оставшийся на нем тапочек только мешал ему теперь, и Кедров скинул его с ноги, перебросив через голову, как футбольный мяч. Кровля была уже не слишком горячей, так что идти по ней босиком было неприятно, но можно. Шлепанец упал за Мишиной спиной и мягко ударился о крышу верхней, матерчатой частью; едва слышный шорох его падения совпал с другим звуком: с потрясенным возгласом, который издал вдруг Николай.
– Что? – Миша поспешил к другу, опасаясь самого худшего. – Стебельков нас поджидает внизу?
Коля не отвечал ему – только глядел, вывернув шею, на стену дома: туда, где вместо пожарных лестниц зияли отверстия в оштукатуренных кирпичах. Рабочие, ремонтировавшие крышу, сняли
Не то чтобы Коля не заметил отсутствия пожарных лестниц, когда подходил к Мишиному дому – он даже и не посмотрел в их предполагаемую сторону.
Почти минуту Николай и Миша взирали на пустую стену, будто рассчитывая, что пропавшие лестницы каким-нибудь волшебным образом вернутся на прежнее место. Скрябин запустил пальцы в свои и без того непослушные волосы и в раздумье потер затылок – привычка, из-за которой он почти всегда выглядел слегка взлохмаченным. А затем произнес:
– Как думаешь, вот тот, соседний, дом – на каком он расстоянии от этого?
Кедров глянул туда, куда указывал его друг, и слегка позеленел лицом.
–
– Все люки закрываются на замок с наружной стороны, – перебил его Коля, – ты знаешь это не хуже меня. Идем.
И он потянул друга в ту сторону, где виднелась старая, без признаков ремонта крыша четырехэтажного дома – с выходящими на неё пожарными лестницами. Подойдя к краю
– Здесь метра два, самое большее – два с половиной, – проговорил
– Колька, – прошептал Миша, – я не могу… Прыгай один.
И он стал – аккуратно, бочком – отодвигаться от разверстой пропасти.
– У тебя акрофобия? – обратился к нему Скрябин – без иронии, с самым серьезным выражением на лице.
– Что-что? – переспросил Миша и даже приостановился; он и слов-то подобных не знал, а вот его другу они были известны, и очень хорошо.
–
– Да пошел ты к черту! – обиделся Миша, решив, что Скрябин вздумал, по своему обыкновению, пуститься в шутки. – Нет у меня акро… абро… тьфу, абракадабры этой!..
– Это, поверь, не
Он думал, что Скрябин попытается его остановить, но тот позволил ему отойти, выдержал паузу и лишь затем произнес:
– Что же, раз ты прыгать не можешь, то ничего с этим не поделать нельзя. Придется нам обоим остаться здесь – как ты сам понимаешь, без тебя я не уйду. Скоро сюда явится Стебельков, а там, глядишь, и другие
Словно в подтверждение его слов, с чердака донесся глухой стук: некстати упомянутый чекист явно уже очнулся и рвался теперь на чердак.
– Ты обалдел? – Миша чуть не подпрыгнул на месте, и даже лицо его приобрело почти нормальный цвет. – Никто тебя на Лубянку не повезет – сбросят с крыши, и все дела!
– Не меня, а нас обоих, – поправил его Коля. – Хотя кто знает: у тебя, быть может, просто попросят
Миша чуть покачнулся, но его друг сделал вид, что не заметил этого.
– Идем, – сказал Скрябин, не меняя тона, – нам нужно повыше подняться, чтобы была дистанция для разбега. – И стал взбираться к самому верху бокового ската крыши.
Неловко, словно двигаясь на протезах, Миша пошел за Николаем.